«У меня три основных работы — две из них гитарные, одна – в храме», — говорит преподаватель игры на гитаре, музыкант и алтарник из Великого Новгорода Дмитрий Коновалов. И детей у него тоже трое – сын Иван и дочери Арсения и Анастасия. Когда-то он сочинял свои собственные песни – честные, искренние, вдумчивые – о том, что казалось ему важным. Сегодня своими песнями заниматься некогда, но, даже став многодетным отцом, Дмитрий сохранил открытость и вдумчивость. «Опыт дает спокойствие», — говорит он и рассказывает о том, как справляется с тремя работами, тремя детьми и тягой к творчеству.

Ребенок – это тоже радость творчества

— У тебя уже трое детей. Ты привык?

— Да. Я как раз в ритме сейчас, без них уже не то. Ритм жизни совсем другой. Когда ты один, не знаешь, куда себя деть. Как будто есть какая-то внутренняя энергия, которую некуда девать. Например, они вместе с мамой уезжают к бабушке в Псков, я дома один остаюсь — получается, я тухну дома. То есть, с одной стороны, вроде как отдых, с другой стороны, в этом есть какое-то напряжение.

— Когда ты узнал, что у тебя будет первый ребёнок, что ты почувствовал? Обрадовался, испугался?

— Я обрадовался, мы ведь этого ждали. И в этом есть какая-то радость творчества — это твой ребёнок, ты будешь его воспитывать… Я же смотрел на это сквозь розовые очки.

— А теперь как смотришь?

— Немножко по-другому смотрю. Когда мы ждали Ваню, я думал, что родится «маленький я», что он будет весь такой на меня похожий, у нас будет общий язык, и мы будем друг друга хорошо понимать. На самом же деле мы с сыном очень-очень разные и очень много у нас недопониманий. То есть получилось наоборот.

Теперь я от детей такого не жду, понимаю, что это самостоятельные личности, которым я должен… Хорошая формулировка: «Ты должен помочь человеку стать самим собой». То есть нужно помочь ему развить его внутренние особенности, но не ожидать, что он будет на тебя похожим. Это, конечно, тоже творчество.

Воспитание своим чередом

— В чём заключается процесс воспитания?

— Всё идёт своим чередом — мы очень неорганизованные. Думаешь, как должно быть правильно (с Ванькой я так думал), а потом понимаешь, что живёшь с людьми, которым, в общем-то, по барабану, что ты там думаешь. В том числе и детям по барабану.

У меня есть некоторые моральные нормы, в рамках которых я пытаюсь детей ограничивать. То есть, «не делай то и то потому, что это плохо». Есть ограничение, есть, понятно, и поощрение. Но это всё так сложно, на самом деле, у меня плохо получается.

— А как, с твоей точки зрения, должно получаться хорошо?

— Наверное, лучше получается у людей, которые к этому относятся как к своей работе, что ли… У меня всё-таки основная деятельность — это преподавательская работа и службы в храме, я же один в семье работаю. То есть я с детьми не могу проводить много времени и думать на эту тему много тоже не могу. Моя воспитательная деятельность часто носит спонтанный характер, такие эмоциональные всплески…

— Пришёл, всех построил…

— Да, иногда на это похоже (смеётся). Если я прихожу с работы уставший, мне нужен покой. Если сын орёт при этом на всю квартиру, то я его пытаюсь заставить замолчать, чтобы он мой покой не нарушал. При этом я не думаю о воспитании, я думаю о том, что сойду с ума, если не будет тишины. Я сам становлюсь как ребёнок, который пытается защититься.

— А как сын это воспринимает?

— Обижается. Но, конечно, мы миримся. Дети же легко переключаются, легко забывают обиды, не обдумывают так, как взрослые, у них все на эмоциях. Вот как у нас с Ванькой бывает, он мне говорит: «Папа, я хочу с тобой погулять!» А папа не в настроении, папа вроде как и не против, но что-то с Ваней строго общается. И Ваня тут же: «Нет, мама, я с тобой хочу», с папой уже не хочет.

— Тебе самому не обидно, когда так происходит?

— Мне досадно, что я такой чёрствый. Это же моё упущение, я грубо себя повёл с сыном, опять-таки, необдуманно. Чтобы быть хорошим воспитателем, нужно, чтобы у тебя был какой-то запас энергии, нужно нормально отдыхать.

— Это вообще возможно — даже с одним ребёнком, не говоря уж о троих?

— Не знаю.

— В какие игры ты играешь с детьми?

— В активные обычно не играю, у меня сил на это нет. Пазлы собираем и лепим из специального теста, которое теперь вместо пластилина. Ваня хочет участвовать в моей деятельности – в смысле что-то помастерить, иногда это случается. Вот я у себя в рабочем кабинете, который я арендую в одном офисном здании, делал звукоизоляцию, брал его с собой, он там что-то попилил, был рад. Ему не хватает какой-то такой работы.

— Ты алтарничаешь в храме, а с детьми говоришь о вере?

— В основном пока просто ходим в храм. Перед сном мы с ними обязательно молимся. Ваня часто молится и сам, иногда говорит: «Ой, я забыл помолиться!» – у него есть свои коротенькие молитвы. Так как в храме я работаю, то не могу с детьми туда ходить, с ними ходит мама. Но бывает, что пытаюсь говорить с ними о чём-то важном, хотя они не всегда и слушают.

Уроки гитары для детей и взрослых: кому, когда, как, зачем

– Ты преподаешь игру на гитаре. На твой взгляд, с какого возраста стоит начинать?

— Я берусь учить детей только старше 8 лет. В 7 лет они начинают учиться в школе и начинают привыкать к тому, что есть 40-минутный урок, привыкать к режиму. А до этого они всё воспринимают как игру, и с ними невозможно провести серьёзный урок, например, посвящённый постановке рук. Ты с ним занимаешься, выйдешь ненадолго, возвращаешься, он лежит под стулом на полу и как бы из пулемета стреляет или как бы загорает, то есть ему до этого твоего урока…

Маленьким нужна другая методика, направленная больше на общее музыкальное развитие. Или на конкретном инструменте в качестве терапевтического эффекта. Как вот у меня ходил один ученик, которому врач прописал заниматься, трогать струны для развития мелкой моторики – он у меня занимался на укулеле.

— К тебе приходят учиться и взрослые. Им это зачем нужно?

— Чаще всего говорят приблизительно так: «Всю жизнь мечтал, и вот появилось время – решил заняться». То есть дорвался, что называется.

Чаще приходят женщины: муж на работе, а женщина больше дома, и вот она ребёнка куда-нибудь пристроила на время – к бабушке или ещё куда, а сама на урок.

Мужчины тоже приходят. Но обычно они надолго не задерживаются. Мужчина – он как? – получит какую-то полезную для себя информацию и думает: «Ну, всё, я теперь буду сам дома работать». На самом деле, это резонно. Другой вопрос, что так же можно и по видеоурокам заниматься, а преподаватель-то нужен, чтобы именно контролировать процесс.

А иногда бывает, что сначала человек думает, всё легко: «Возьму и заиграю», а когда понимает, что нужно работать, домашние задания какие-то выполнять, уходит. У меня самого так было с другими дисциплинами. Помню, на вокал пошёл, мне как дали домашнее задание, я сразу подумал: «Нет, это не для меня».

Один молодой папа ко мне ходил, он говорит так: «Я хочу заниматься гитарой, но дома возможности нет, на работе – тем более», то есть дома сидеть с гитарой, пока жена там с детьми, как-то неправильно. А тут он официально ходит на уроки, а не просто пиво пьёт с друзьями. Но он тоже долго не продержался – заботы всякие…

— Кого легче учить – детей или взрослых?

— Если взрослый человек включается в процесс, то с ним легче. Но смотря какой взрослый. Лет 40 – вот хороший возраст. Тридцатилетние все в бегах, среди них сложно найти стабильных учеников, а вот к 40 годам человек, как правило, как-то успокаивается. И дети от 8 до 12-13 лет – тоже хороший возраст. Потому что позже у них уже начинается подготовка к поступлению в ВУЗы и тому подобное, да и обычные подростковые проблемы, из-за которых от них сложнее добиться внимания.

— А ребёнка маленького надо ли вообще специально учить музыке, если он не проявляет к этому ни тяги, ни способностей?

— Я за то, чтобы заниматься с ребёнком музыкой для общего развития – если он это нормально воспринимает, без особого протеста. Специалисты связывают занятия на музыкальных инструментах и с развитием речи.

Вот заставлять ли – тут сложный вопрос. Наверное, взрослые должны чётко понимать, что они хотят сделать и зачем. Конечно, мы знаем истории гениальных музыкантов, которых в детстве заставляли заниматься музыкой родители. Но это, скорее, исключение из правила, чаще такое насилие вызывает у человека отвращение к музицированию. Я, например, не могу представить, чтобы я кого-то из своих детей насильно впихнул в музыкальную школу. Другое дело, если кто-то из детей сам захочет…

— Но ты хотел бы, чтобы дети пошли по твоим стопам в профессиональной деятельности?

— У них хорошие природные данные. Ванька уже в два года со мной вместе пел песню из «Бременских музыкантов» и попадал в ноты. Но сейчас ему музыка вообще не интересна, разве что на барабанах постучать. Арсюша – она такая как бы начинающая благородная девица: может и потанцевать, и спеть, и что-то ещё исполнить. Настя ещё маленькая, но уже тоже в ноты попадает, когда поёт.

Мне бы хотелось, чтобы они имели какое-то отношение к музыке в плане общего культурного развития. А так, главное – чтобы они нашли то, что им самим интересно.

Разве семьи мало?

— Ты говоришь о том, что мало времени проводишь с детьми из-за работы. Но какой выход? Папа-бэбиситтер, а мама работает?

— Ну, либо оба родителя как-то делят своё время…

Я могу объяснить, что лично меня коробит. Вот есть работа, но помимо работы есть ещё личные интересы. Я не могу пожертвовать работой ради того, чтобы больше побыть с детьми, но могу пожертвовать личными интересами. А бывает, что и это сложно. Моя работа тесно связана с личными интересами, ведь они тоже касаются музыкальной деятельности. Меня успокаивает, что мои интересы – это не просто на рыбалку сходить с мужиками.

Года три назад я взялся за электрогитару, жена говорила: «Да что ты там репетируешь и с этими, и с теми…» А мне важно было репетировать и с этими, и с теми, чтобы меня в городе знали как гитариста, чтобы появились связи, знакомства, чтобы была хорошая техника игры, потому что я поставил себе задачу зарабатывать как музыкант. И теперь меня приглашают выступать, это приносит деньги.

— Когда появились дети, ты думал о смене рода деятельности?

— Я хотел выучиться и стать священником. Но это было связано не с детьми, а, скорее, с моими тогдашними представлениями о красивой, спокойной, размеренной жизни. Именно так я представлял себе жизнь священника (смеётся). Эта идея отвалилась сама собой, так как мне было не совместить учёбу с работой, то есть преподаванием музыки.

Что касается более доходной деятельности, то ещё в армии у меня появился интерес к компьютерным всяким делам, к разработке сайтов. Я даже пытался пройти какой-то обучающий курс, но опять же на всё это нужно время. Может быть, когда-то я к этому и вернусь. Но сейчас это для меня физически невозможно, тут нужно, чтобы полгода меня никто не трогал и я бы только учился.

— А на творчество как ты выкраиваешь время?

— Сейчас я творчеством почти не занимаюсь. Для меня творчество — это когда время как бы остановилось, и ты копаешься в себе, чтобы написать песню. Так было, когда я писал свои песни на русском языке.

— Но ты собираешься к этому вернуться?

— Думаю, что не смогу с этим расстаться потому, что это же я, это часть меня. У меня был период, когда я вообще не занимался своей музыкой, только преподавал. Два года это продолжалось, на большее меня не хватило. Тут чувствуешь какой-то голод, нехватку этой деятельности, так как ничто другое именно так тебя наполнить не может, вот эту часть твоей сущности.

— Разве семьи мало? Вот у тебя есть жена, дети, но при этом ещё какой-то голод, какая-то неполнота…

— Мне кажется, это нормально. Так попрекают, возможно, жёны… Хотя жёнам самим тоже чего-то не хватает. Например, моя учится. Психологи ведь говорят, что и у мужчины должна быть своего рода игрушка, он в этом плане как большой ребёнок, и женщина тоже не может целыми днями только сидеть с детьми, ей тоже нужна какая-то смена деятельности, поэтому дети идут в детский сад, а женщины выходят на работу или на учёбу.

Если жить только ради детей, только в семье, то, когда дети вырастут и начнут жить своими жизнями, с чем я останусь?