На стене в доме престарелых висят фотографии из семейных архивов, привезённые жильцами с собой. Лица, фигуры… Порой сам хозяин фото уже и не помнит, кто на нём изображён – помнят только сотрудники дома, которым он успел об этом рассказать. Кто-то, наоборот, возможно, только этих людей на фото и помнит. Старшая сестра рассказывает про бабушку, которая узнаёт себя только на детской своей фотографии, а себя нынешнюю не узнаёт совсем. Эта история не выходит у меня из головы. В какой-то момент понимаю, как часто мы забываем себя задолго до наступления глубокой старости с её немощами… У меня и у моих друзей-сверстников стали появляться дети, когда нам было по двадцать с небольшим. Когда ребёнку исполнялось года три, с его родителями происходила неприятная перемена: в общении со мной они оставались всё теми же, какими я знал их и раньше, со своим же чадом они то и дело превращались в занудных менторов, готовых строго отчитывать за любую мелочь и постоянно демонстрирующих своё высшее положение в семейной, да и вообще в социальной иерархии. То есть они становились теми самыми «предками», с которыми человеку приходится быть постоянно настороже – как бы не получить очередной выговор. Они становились теми самыми «предками», с которыми опасно быть слишком откровенным – в игре или в серьёзном деле. Ты к ним со всей душой и они могут тебя всячески поддержать – ведь они же твои папа и мама, но в любой момент могут оборвать твой рассказ фразой «Не сутулься!» или закричать: «Да как ты мог?! И это наш ребёнок!» Становясь родителями, многие впадают в некое самозабвение. Как говорил герой Евгения Леонова из популярного фильма «Джентльмены удачи»: «Тут – помню, тут – не помню». Понятно, что на своих детей они переносят ту модель родительского поведения, которую они сами усвоили в детстве. Я не психолог и не стану вдаваться в научные подробности. Вкратце и руководствуясь нашим опытом эту модель можно описать так: «Детей своих люблю, но родитель должен быть строгим». О том, что любая, даже самая малая и необходимая строгость к зависящему от тебя ребёнку предполагает ответственное отношение и к самому себе, мало кто думает. Что это за ответственность? Да вот, например, понимание того, что строгость не должна проявляться как неуважение. Или что строгость к ребёнку предполагает строгость и к себе. Что нельзя оправдывать строгостью срыв на близких своего дурного настроения. А ещё ответственность в отношениях с детьми – это память о своём детстве, о том, что ты чувствовал, как себя вёл, чем жил. Мы вроде бы помним… Только вот с памятью нашей случаются порой весьма неловкие аберрации. Однажды мой друг, с которым я знаком с 15 лет, в моём присутствии отчитывал своего сына-подростка за вялость и безынициативность, за отсутствие более-менее чётких жизненных устремлений. В какой-то момент, увлекшись чтением нотаций, друг «пропел» всем нам хорошо знакомый рефрен: «Вот я в твои годы…» Я хоть в разговор и не вмешивался, но внутренне просто не знал, смеяться или плакать – ведь из всех присутствующих я был единственным, кто помнит, какие «подвиги» совершал мой друг (часто вместе со мной) в подростковом возрасте. И очень сомневаюсь, чтобы он хотел повторения этих «подвигов» его сыном. Иной раз ведь лучше порадоваться, что человек не влез в какие-то неприятности хотя бы из-за нерешительности или даже лени. Вы можете спросить меня: «А сам-то ты что же?» А сам я ничем не лучше. И, вероятно, был бы точно таким же занудным морализатором, вздорно-строгим «предком», если бы не одно обстоятельство: мой сын лишён возможности совершать большинство поступков, за которые родители так или иначе сердятся на детей, из-за тяжёлых ментальных и физических нарушений развития. Он не говорит и не самостоятелен в быту. Поэтому те же самые проблемы проявляются у нас несколько необычно. И я, конечно, могу быть и строгим, и вздорным – так как воспитан в таком же обществе, как и все, кто меня окружает, не с другой планеты прилетел. Но ситуация ограничивает сферу реализации этих моих качеств. Память же о моих детских переживаниях не раз возвращала мне ощущение реальности. Мне вовсе не кажется парадоксальным, что эти воспоминания о, казалось бы, прошлом помогают нам жить и общаться с нашими близкими в настоящем. Ведь я говорю не о ностальгии, не об искусственном вычленении из прошлого неких умилительных фрагментов и не о раздувании детских обид до космических масштабов, я говорю про память человека о самом себе. Как правило, попытка вспомнить себя ведёт нас к нашему детству – ведь по мере взросления мы забываем себя, увлекаясь нашими социальными ролями, делами, планами и мечтами. Это наше самозабвение похоже на то, как если бы мы начали ассоциировать себя с нашей одеждой. Представьте себе человека, который говорил бы: «Вот я» — и указывал бы на свой пиджак. А в детстве у тебя если и есть какая-то социальная роль, то ты её не осознаёшь. Ты куда чаще имеешь дело с самим собой, а не с собой выдуманным или с некими надстройками. Дети вовсе не безгрешны, но они делают только первые шаги в том театре, который многие взрослые принимают за реальность. Вспомни себя – и скорее поймёшь, как донести до своего ребёнка нечто важное, как не обидеть его и не потерять свой авторитет. Вспомни себя – и поймёшь, как ребёнок тебя видит и слышит. Фото: stockphotos.io Да не воспримет кто мою точку зрения в модном ныне ключе «родители виноваты». Они не виноваты, они такие же жертвы системы. Ответственность взрослого человека в том, чтобы, помня о своих чувствах, научиться прощать. Без этого умения вообще едва ли возможно взросление в истинном смысле этого слова. Но ответственность и в том, чтобы разрывать порочные круги и порочные цепные реакции, а уважение к предкам не означает бездумное следование всем их моделям поведения. Скажете – банальность. Но посмотрите вокруг и внутрь себя. Судя по поведению многих из нас, эта простая идея всё ещё свежа. Почему все эти мысли пришли ко мне после посещения дома престарелых? Согласно расхожему выражению, его обитатели – «дважды дети». Психолог, который работает там, рассказывал мне о том, как эти люди, пережившие большую часть ХХ века, сегодня уже не строят планов и нередко испытывают чистую радость от самых простых вещей и событий. Если они и продолжают играть какие-то роли, то лишь по инерции. Возможно, кто-то из них только теперь вспоминает себя. Вот та пожилая женщина, которая узнаёт себя только на детской фотографии, – что она чувствует? Человек растёт, играя в игры и углубляясь в серьёзные дела. Часто граница между игрой и серьёзным делом зыбка. И то, и другое нужно для нашей жизни – но не нужно заигрываться. Если не растворимся в делах и ролях, если себя самих не забудем, то и приходящих в эту жизнь людей, и уходящих из неё сможем лучше понимать.