Лето. Солнце. Петербург. Сижу в сквере недалеко от Исаакиевского собора. К соседней лавочке подходит семья паломников во главе с дородным, бородатым отцом семейства. Разместив на скамейке походные сумки, обсуждают дальнейший маршрут. Мужчина хмурится – не успевают побывать везде, где хотели. Малыш балуется и мешает важному разговору. Отец резко одёргивает и долго и зло отчитывает мальчика. Достаётся и жене, вступающейся за сына. Зима. Серое небо. Дискуссия в сетях о проекте закона о профилактике домашнего насилия. Одна из активных сторонниц проекта публикует пост о том, что ее беременная подруга вынуждена жить у неё, так как не может больше терпеть насилия со стороны мужа: «готовить не умеешь» (2-3 часа у плиты – оправдывает подругу автор поста) и «вообще неудачница» (2 построенных с нуля бизнеса – уточняет заступница). Противореча классику, рискну предположить, что все несчастные семьи похожи, вне зависимости от социального статуса, уровня образования или политических взглядов супругов. Больше 50 процентов старшеклассников не считают своих родителей образцом для создания своей будущей семьи. Больше 50 процентов браков распадается. Сторонники обсуждаемого законопроекта о домашнем насилии уверены, что проведенная ранее декриминализации семейного насилия привела к увеличению печальной статистики. Противники настаивают, что принятие закона приведет к необоснованному вторжению государственных служб в семейные дела, и обращают внимание на существующие правовые нормы, позволяющие бороться с физическим насилием в рамках Уголовного кодекса РФ. «Бьёт значит любит», «куда нам разводиться – идти некуда», «у нас ипотека», «как же дети без отца?» — как много причин, заставляющих женщин терпеть ругань, презрение, насмешки, угрозы и даже побои. Терпеть долго. А потом убивать. «Почему должна страдать женщина?», — возмущаются сторонники закона о домашнем насилии, приводящие статистику, согласно которой только на седьмой случай избиения женщины обращаются в полицию — «если муж регулярно унижает, избивает жену, то именно он должен семью покинуть». Отдельного рассмотрения требуют случаи, когда, подав заявление в полицию, женщины на следующий день умоляют следователей не сажать мужей и заявления забирают. Неохотно и сами полицейские открывают дела, допуская, что супруги помирятся – зачем статистику портить, бумагу и время тратить? Радикальные варианты закона о домашнем насилии предполагают возможность проведения следственных действий в отсутствие заявлений от потерпевшего и реальных (подтвержденных) фактов насилия. По заявлению соседей или иных инициативных граждан может быть открыто дело по факту угроз, которые якобы слышали третьи лица. Существует множество версий потенциальных опасностей помимо заведомо ложного стукачества недоброжелателей. В одной из онлайн-дискуссий житель Белоруссии (где подобный закон существует) рассказал о своей ситуации. По его словам, супруга, недовольная его отказом дать большую сумму денег ее брату, вызвала полицию и подала заявление, обвинив мужа в насилии (несмотря на отсутствие каких-либо медицинских или иных справок, подтверждающих ее слова). Идет суд о разделе имущества. Не в пользу мужа, который привел после свадьбы в свою квартиру супругу. Ранее органы опеки становились инструментом давления на оппозиционеров. Что мешает с принятием нового закона открыть дело в отношении неугодных власти на основании показаний дворника или другого запуганного и зависимого от чиновников человека? Кто остановит рейдеров или недобросовестных партнеров от сведения счетов с конкурентом, используя широту правовых трактовок? Противники нового закона убеждены, что существующих правовых норм достаточно для наказания за физическое насилие. Сторонники закона убеждены, что эти нормы не работают или недостаточны. Противники закона опасаются, что новый закон позволит вольно трактовать насилие, включая в это понятие грубость, нежелание оплачивать дорогие покупки и недостаточное внимание. Сторонники закона убеждены, что всегда могут быть «перегибы на местах», но лучше перестраховаться. За принятие закона в том или ином виде высказались все высокопоставленные руководители. В какой формулировке будет дано определение насилия, и какие ограничительные меры в отношении (потенциального) насильника могут быть предприняты – законодателям еще предстоит определиться. Сам факт такой длительной и жаркой дискуссии с привлечением первых лиц государства и всех крупных СМИ уже имеет большое значение в профилактике семейного насилия. Когда и Святейший Патриарх Кирилл, и президент России Владимир Путин твердо заявляют о недопустимости физического насилия, когда и противники, и сторонники закона бурно спорят о трактовках психологического, экономического и иного нефизического насилия, консолидировано осуждая насилие физическое, — это уже большой шаг в достижении общественного консенсуса в вопросе социально допустимого или недопустимого поведения в отношении супруги или супруга. Но ни Патриарх, ни Президент, ни милиционер, как отметил Святейший, не вернут любовь в семьи и не заставят супругов быть терпимее друг к другу. Если муж и жена не умеют говорить об обидах, находить компромисс и договариваться, то угроза тюремного срока вряд ли сделает семьи счастливее. Проблема отсутствия взаимопонимания и нетерпимости актуальна не только для семей – в отношениях внутри городских сообществ, в отношениях между идеологическими оппонентами мы существуем между «знать не знаю» и «пострадать за истину». Хорошо бы и в споре о резонансном законопроекте оппоненты продемонстрировали зрелость и мудрость, а то некрасиво получается: насилием боремся за профилактику насилия и автономию семьи.