Почему стоит радоваться, если двухлетний ребенок говорит: «Я расстроен – папа наругался». Полчаса, час гуляем с детьми на школьной площадке. «Еще 5 минут… еще минуту». До дома добираться почти час, спать пора укладываться. Младший покатался на всех игрушечных машинках, на самокате, поиграл в домике, но все равно отказывается уходить. Резко поднимаю малыша с машинки и пересаживаю в коляску. Строго говорю вслух: «Всё, пора домой!» («Достало!» — про себя.) Малыш плачет, мы выходим на улицу, через минуту плач затихает. Минут семь идем до трамвая, малыш в коляске молчит. Стоим, ждем на остановке. Присаживаюсь к малышу: – Ты замерз? Молчит. – Ты расстроен? Кивает. – Что случилось? – Я расстроен — папа наругался. Малышу два года и пять месяцев, и вот уже месяца два-три он четко определяет и проговаривает два состояния – «я обиделся» и «я расстроился». Не знаю, как в других семьях, но для нас это если не радость, то серьезное удовлетворение. Со старшим так не получалось достаточно долго. Да, мы не святые, и иногда (а вообще-то, чаще, чем хотелось бы) резко реагируем на поведение детей. После пяти повторений или когда они делают что-то опасное. Но детям без разницы, в какой момент ты строго (а главное на эмоциях) выскажешь свое недовольство или запрет. Что ты видишь? Недоумение в глазах ребенка, разочарование и, конечно, обиду. Раз – и между вами трещина, которая расширяется, и вот-вот превратится в пропасть — уже не дотянуться руками. Фото: Pierre Lognoul Проговаривать эмоции, конечно, учила жена. И младшего, и меня заодно. И что происходит? Я вижу, как между нами восстанавливается доверие. Малыш чувствует, что папа его понимает, сопереживает. А что дальше? Я задаюсь вопросом, нужно ли в этот момент извиняться? Стоит ли признавать, что был неправ? Вот сегодня я спросил, почему так получилось? Малыш постарался ответить, что катался на машине, а папа не разрешил. И это уже спокойный разговор. – Малыш, ведь я один раз сказал, что пора домой, второй раз сказал, что уже поздно, ты много и хорошо поиграл. Мне бы очень хотелось, чтобы мы друг друга слушали. Мне очень не нравится, когда я ругаюсь. Ожидаю ли я, что после такого «серьезного» разговора малыш изменит свое поведение? Нет. Считаю ли я, что такие разговоры нужны? Да. Мы проживаем, проговариваем наши отношения, и, я верю, что качество этих отношений меняется. Мне не очень нравится слово «привязанность», я для себя говорю о доверии. Мне очень важно сохранить это доверие, несмотря на возникающие недопонимания, ссоры, обиды. Потому что другой вариант выхода из этой ситуации (я не говорю об идеальной конструкции, когда удалось договориться) – это директивное научение «правильному» поведению: Ты хочешь играть? Но у нас другие планы. Папа сказал закончить, значит надо закончить. Ты расстроен? Твои проблемы. В следующий раз будешь сразу реагировать на законные требования отца. Как-то я беседовал с доктором наук, завкафедрой возрастной психологии психфака МГУ Ольгой Карабановой о современных подходах к детско-родительским отношениям и отметил, что Павлов прекрасно показал: через негативный опыт можно так же неплохо научить поведению, как и через позитивный. Ольга Александровна ответила категорично: даже последователи популярного во второй половине ХХ века бихевиористского подхода (сегодня уже не доминирующего) не утверждали необходимости воспитывать детей по принципу «собаки Павлова». Стоит ли ожидать при директивном подходе сохранения доверительных отношений с ребенком? Он будет подчиняться и прятать собственные чувства до подросткового возраста, а потом – велика вероятность – «пойдет вразнос». Способность к саморегуляции, основанная на осознании своих чувств и умении с ними справиться в сложных ситуациях, очень ценится современными работодателями и в будущем, как утверждают специалисты, в совокупности с другими soft skills будет давать соискателю серьезное конкурентное преимущество. А где, как не в семье, с самого раннего детства закладываться этой способности, которая пригодится подросшему ребенку и в профессии, и – опять же – в его собственной семье.