Материал журнала «Семья и школа», № 11, ноябрь, 1984.

…И вот, позабыв о доброжелательности и предусмотрительности, заглушив в себе предостерегающий голос рассудка, мы отдали себя во власть неудержимого желания «выплеснуться» — заявить во всеуслышание и без обиняков нашему обидчику «все-что-мы-о-нем-думаем!»

И началась ссора… Началась, несмотря на все прошлые замирения, раскаяния и несомненные моменты взаимопонимания. Новая ссора, запускаемая неуправляемым аффектом «исчерпанного терпения», затягивает с неожиданной силой: память услужливо подсказывает «обличающие факты», мы оказываемся не в силах разглядеть за их частоколом ни фактов противоположных, ни смягчающих обстоятельств, ни тем более другого человека с его собственными переживаниями, сомнениями, обидами…

Но в конце концов «отгремели громы», и мы разошлись по разным углам (комнаты, квартиры, города). И негодование утихает. Не сразу, постепенно проясняется сознание. Вспоминается, что «окаянный» муж был не в духе, возможно, потому, что у него возникли какие-то неприятности на работе. Он говорил о них накануне, но в пылу ссоры это как-то забылось. В свою очередь, муж признает, что эта «вредная женщина» уже три дня действительно напоминала ему о перегоревшем утюге.

И постепенно, по мере того как «пламень чувств» уступает место спокойным размышлениям, становится понятным, что надо мириться. Но только вот как мириться? После всего, что было сказано друг другу? И как сказано! И кому начинать? Каждая ссора увеличивает груз недоверия: «Если первым протяну руку я, то он (она) наверняка посчитает это признанием моей вины…»

Риск доверия

Что греха таить, многие из нас еще разделяют этот предрассудок: жест примирения означает признание собственной вины и зависимости.

Откуда это взялось? Очевидно, унаследовано от прежних времен, когда в семье действовали отношения экономической, моральной, психологической эксплуатации. В теперешнем браке остатки подобных отношений проявляются чаще всего не в грубых формах материальной эксплуатации, но в тонких, замаскированных формах особых «психологических игр», в которых участники преследуют противоположные интересы. В рамках подобного рода «игр», конечно, нерационально первым подавать руку примирения. Если ты это делаешь, то предоставляешь партнеру (противнику) выгодную позицию: он может либо великодушно и благосклонно взглянуть сверху вниз («ну вот, милочка, давно бы так, и нечего было обижаться»), либо укоризненно покачать головой, вымогая дополнительные раскаяния и односторонние извинения, либо вообще продолжать «дуться».

Когда оба участника ссоры ожидают от своего партнера именно такого поведения в ответ на предложение мира, то ссора неизбежно затягивается, превращается в хронический конфликт, взаимный бойкот, длящийся неделями, месяцами… — вплоть до принятия решения о невозможности дальнейшей совместной жизни.

«Чего тут огород городить? – возмутится иной умудренный житейским опытом читатель. – Извиняться первым должен тот, кто виноват!» Бесспорно, это совершенно замечательное правило как по своей простоте, логичности, так и по своей полной неприменимости к огромному большинству ситуаций, где неясно, кто же виноват…

Даже в тех случаях, когда вина одной из сторон вполне очевидна, мириться все равно непросто. Виновник порой избегает признать свою вину потому, что ему просто стыдно обнаружить перед партнером саму возможность плохого отношения к нему. Такая обостренная стыдливость возникает, как правило, в тех случаях, когда виновник в действительности очень дорожит отношениями с партнером и изо всех сил стремится доказать, что достоин его. Ситуация особенно осложняется, если подобная заинтересованность сочетается с неуверенностью: а будет ли партнер достаточно великодушен, не унизит ли он покаявшегося?

Конечно, если во взаимоотношениях с другим упор сделан на противоположности интересов, жест примирения всегда содержит риск для того, кто его делает. Но с точки зрения отношений взаимопомощи, поддержки, сотрудничества жест примирения – беспроигрышный ход! Это очень важно понять! Понять, что этот жест во всех случаях (!) дает преимущества тому, кто его предпринимает. И если он будет принят (с позиции на равных), это доказывает, что обе стороны стремятся к сотрудничеству и, следовательно, выигрывают от восстановления отношений. Инициатор примирения становится лидером в деле укрепления этого сотрудничества. Если же жест будет принят, но с позиции «сверху», значит, партнер хочет совместить сотрудничество с установлением (сохранением) собственного господства. И вы, вооружившись этой информацией, сможете принять более обоснованное решение – считать или не считать подобные отношения для себя приемлемыми.

Если ваше предложение о примирении не принято, то, несмотря на неприятные эмоции, которые переживает всякий отвергнутый человек, вы на самом деле все равно оказываетесь в выигрыше: по крайней мере узнали точнее, какова реальная ситуация.

Риск доверия, на который вы идете, — это не свидетельство вашей слабости, а свидетельство силы, уверенности в себе и в том, что вы способны своей активностью превратить плохие отношения в хорошие. Любой вклад душевного капитала, имя которому «доверие», не может привести к истощению этого капитала. Всякий акт доверия порождает цепную реакцию доверия, пусть даже главные всплески этой волны возникнут не сразу и не рядом с вами. Обаянием душевной силы обладают те, кто убежден в неистощимости своего капитала доверия, кто способен доверять первым (а не в ответ), кто способен доверять не благодаря (доверию других), а вопреки (их недоверию).

Месть не страшна

Итак, нужно уметь мириться. Но что такое – уметь мириться? Означает ли это, что следует выучить ряд приемов, формул этикета, а после этого спокойно ссориться (много раз) с твердой уверенностью, что ты сможешь помириться (не меньшее количество раз)? В действительности речь идет о том, чтобы уметь мириться так, чтобы больше не ссориться. Для этого нужно научиться перешагивать через внутренний барьер (довольно высокий!) на пути к примирению. Нужно разрушить этот барьер, определив, как и откуда он появился. Хотите жить в мире с людьми? Научитесь мириться первым, преодолевая страх возможного отвержения, страх мести.

Да, бывает, что и мстят. Как мстят инициатору замирения? Очень просто: уязвляют психологически – словами. Вот приходит муж к жене и говорит, робко улыбаясь: «Давай мириться». А ему в ответ: «Что, совесть заела?» Или: «И у тебя еще хватает наглости как ни в чем не бывало улыбаться?!» Или приходит жена к мужу: «Ну не злись, давай обсудим лучше, как будем встречать Новый год». А он ей: «Что? Испугались, что уйду?» Или: «А мне все равно, как встретить. Это у тебя одни развлечения на уме». Или идет зять к теще и говорит миролюбиво: «Давайте забудем, Анна Иванна, все плохое. И вы извините меня за обидные слова». А теща ему: «Тебе что мириться, что извиняться – вся жизнь впереди, а у меня жизнь на исходе, а вы меня не цените, не бережете, в гроб вгоняете! Я еще подумаю, может, и не извиню!»

Психологическая месть – это отмашка обиды. Не надо доказывать, что обида и великодушие – две вещи противоположные. Оказавшись в положении человека, принимающего предложения о примирении (да если еще с извинениями!), весьма трудно удержаться от соблазна выразить партнеру меру своей обиды. Кажется, будто ему ничего не стоила эта история и надо дать ему понять, что другому она обошлась куда дороже. Надо этому, легко отделавшемуся, добавить, чтобы на собственной шкуре почуял, что такое обида. Кажется, то «добавка» пройдет безнаказанно: он ведь все равно пришел с повинной, значит, ему эти отношения важны.

Конечно, такая месть неприятна. Вдвойне обидно: ты преодолел себя, упрятал в дальние уголки памяти собственные обиды, а теперь в ответ на проявление доброй воли получил «пинка» (в психологическом смысле). Поэтому очень часто мы оттягиваем момент примирения, опасаясь подобной мести. Мы хотели бы протянуть руку, но при условии, что она будет с благодарностью принята. Но пока обе стороны порабощены страхом мести, мир не может быть заключен.

Подлинная внутренняя готовность к примирению – это твердая уверенность, что твое намерение не изменится на противоположное, даже если в ответ на доверчивый жест примирения, ты получишь «пинка». Готовность к примирению – это полное забвение обид, благожелательная снисходительность к партнеру.

Когда еще нельзя мириться

Только что мы выяснили, что полной готовности к примирению, пока страх существует, еще нет. Нет такой готовности, и если человек продолжает быть абсолютно убежденным в своей правоте и надеется, что выпадет удобный случай ее доказать. Однако сплошь и рядом бывает, что, не выдержав практических, житейских неудобств, связанных с ситуацией разрыва, люди приступают к примирению. Игнорируя всякую логику конфликта, они действуют с позиции «сверху», с помощью выговора: «Ну ты же понимаешь, что ты был (была) не прав (не права)!»

Надо ли доказывать, что настойчивые требования к другому признаться в собственной неправоте почти никогда не приводит к примирению? Это не готовность к примирению, а ультиматум, что его условием может быть только одностороннее признание партнером собственной вины. Как правило, для доказательства этой вины требуется новый тур дискуссий, появляются свежие контраргументы, и ссора входит в новый этап.

Если, идя на мировую, человек заряжен лишь пафосом собственной правоты, если он хочет предложить мир с величественной назидательностью («видишь, какой я хороший – и терплю обиды, и мирюсь, а ты плохая») и ждет раскаяния со стороны партнера, значит, на самом деле он примирению не готов.

Фото: stock-clip.com

Иносказание – в помощь семейному миру

Многие ищут для примирения внешний повод, пытаются подстроить так, чтобы примирение произошло как бы само собой – по ходу дела и не требовалось произносить никаких самообличительных речей.

Очень часто такую роль косвенного предложения о перемирии выполняет какая-то практическая просьба. Вот муж как ни в чем не бывало обращается к жене: «А ты не помнишь, где у нас клей?» А жена, подхватившая эту тактику примирения, отвечает: «По-моему, на верхней полке в стенном шкафу…» (Конечно, жена может не прочувствовать этой тактики и не подхватить такой игры.)

Что именно спросить – это дело непростое и немаловажное. Если тот же муж спрашивает у жены: «А ты не помнишь, где у нас клей?» А жена, подхватившая эту тактику примирения, отвечает: «По-моему, на верхней полке в стенном шкафу…» (Конечно, жена может не прочувствовать этой тактики и не подхватить такой игры.)

Что именно спросить – это дело непростое и немаловажное. Если тот же муж спрашивает у жены: «Ты не помнишь, где лежат мои запонки?», это может быть воспринято как продолжение придирок и брюзжания: «Куда ты подевала мои запонки?» А вот вопрос типа: «Ты не скажешь, где лижет хозяйственная сумка (стиральный порошок, квитанция из мастерской и т.п.)?» тотчас читается, как готовность мужа включиться в совместные заботы по хозяйству, как уже почти однозначный, хотя и иносказательный жест примирения.

Если вы хотите пойти по такому пути, надо учитывать, что гораздо быстрее требуемый эффект достигается, если вы построите свой вопрос с использованием местоимений «мы», «наше», «у нас» и т. п. Одно дело не слишком вежливый тон: «Ну где там у тебя твоя сумка?» Другое дело: «Ты не подскажешь, куда мы положили нашу хозяйственную сумку?»

Косвенный метод примирения обладает тем преимуществом, что он более легок, с его помощью проще вступить в контакт. Но косвенный метод обладает и фундаментальным недостатком: он ничего не прояснеет в отношениях (почти ничего). Этот метод не позволяет семье извлечь уроки из прошлого кризиса так, чтобы подобный кризис больше никогда не повторился.

Так что косвенный метод следует, пожалуй, рассматривать лишь как предварительное средство, облегчающее возобновление обычного контакта, возвращение к нормальным интонациями диалога. Уже несколько позднее стонам обязательно нужно попытаться все же понять, почему ссора могла случиться и как ее можно избежать впредь. Если супруги (либо взрослые дети и их родители) не могут прийти к общей точке зрения относительно причин ссоры, но при этом хотят сохранить добрые отношения, им нужно постараться хотя бы избегать ситуаций, когда их разногласия становятся неизбежными. То есть по взаимной и явной договоренности, при полном взаимном уважении и доверии накладывается «вето» на определенные ситуации или на определенные темы в разговорах.

Кто же виноват?

Центральный вопрос всех дискуссий о семейном мире: «кто виноват?» По нашему мнению, бесплодность этих дискуссий предопределяется той настойчивостью, с которой обе стороны пытаются найти единственного виновника ссоры. Как правило, каждая из сторон приписывает вину другой, потому всякие переговоры и заходят неизбежно в тупик.

В статье «Как избегать домашних ссор» в качестве выхода из этого тупика мы предлагали применять формулу «мы оба не правы». Достоинства этой формулы очевидны. Восстановление в правах коллективного «мы», хотя бы только в статусе виновника ссоры, создает твердую основу для укрепления взаимопонимания.

В ответ на эту статью автор получил читательские письма. В этих откликах, в частности, содержалось интересное предложение: применять для примирения не формулу «мы оба не правы», но формулу «мы оба правы».

Видимо, следует остановиться на достоинствах и недостатках того и другого варианта. Рассмотрим довольно типичный пример. Муж (отец) приходит домой усталый и видит, что ребенок, разбросав игрушки по всей квартире, сидит и смотрит телевизор. Отец, с явным раздражением в голосе, громко (так что слышит мать, которая на кухне) делает выговор ребенку: «Ты почему уселся у телевизора, не убрав за собой игрушки?!» Мать принимает это на свой счет и прибегает с кухни со словами: «А что ты тут раскричался? Сам-то какой? За собой хлам везде оставляешь!» — «А ты не влезай в разговор отца с сыном, не подрывай мой отцовский авторитет! Оберегаешь свою деточку, как наседка!» — «Я-то хоть оберегаю, вмешиваюсь, зато твоя мать ни во что не вмешивалась, ни к чему тебя не приучала, потому и вырос такой грубиян неотесанный!» — «Не трогай мою мать! Я же не трогаю твою мать, которая…»

Не будем приводить дальше этот диалог, который, как очевидно, развивается по всем правилам типичной ссоры. Но вот старости улеглись. Настало время мириться. Что означала бы в данном случае формула «мы оба правы»?

С одной стороны, кажется, она хороша тем, что в ней выражена взаимная терпимость, взаимное оправдание, понимание неизбежности какого-то поведения в сложившейся ситуации. Эта формула предполагает, что виновата ситуация. Отца оправдывает то обстоятельство, что он очень устал, потому и говорил так раздраженно. Да и не хотел он задеть своими словами жену. Жену оправдывает то, что, занявшись хозяйством, она разрешила ребенку вытащить все игрушки и не проследила, убрал ли он их. Он считает непедагогичным повышать на ребенка голос.

Ну что ж, для примирения такая трактовка причин ссоры выглядит очень удобной: все оправданы, а виноваты хлопоты по хозяйству, несознательный ребенок, нагрузка на работе и т. п. Мы не вправе отговаривать тех, кому эта формула помогает, применять ее. Тем не менее нельзя не видеть, что такой метод примирения не ликвидирует риск возобновления ссоры. Более того, даже повышает этот риск! Ведь виновата ситуация, а люди-то вели себя правильно… Они и впредь будут так себя вести в аналогичной ситуации. И ссора возобновится.

Доблесть человека и доблесть дружной семьи именно в том, чтобы противодействовать обстоятельствам! И формула «мы оба не правы» тут очень подходит. Мужу следовало бы признать, что он мог более дружелюбно обратиться к ребенку: «Дружок, надо бы убрать вначале игрушки, а потом уж телевизор смотреть». На такое обращение мать не выскочила бы из кухни, бросив дела. А лучше всего мужу было бы подойти вначале к жене, и выяснить, как тут, дома, складывается обстановка, то есть сориентироваться в ситуации.

Ну что ж, понятно, муж допустил ошибку. Но только ли один муж виноват? Нет, конечно. И с точки зрения формулы – «мы оба не правы» — это очень просто увидеть. Жене лучше бы позвонить мужа к себе на кухню и спросить: «Ты очень устал? Но все-таки не заводись из-за этих игрушек…»

Только когда каждый увидит, где он сам ошибся, упустил возможность управлять ситуацией, аналогичная история не повторится.

Формула «мы оба не правы» содержит отрицание ссоры как формы общения и выяснения отношений, она содержит призыва к взаимной ответственности. Формула «мы оба правы» облегчает примирение, но поощряет бесконтрольное и безответственное поведение.

Лучше уж мириться пореже, но надолго.