Dolce & Gabbana с китайскими палочками для еды в 2018 году, Gucci с джемпером а ля «блэкфейс» в 2019 году, Commes Des Garcons — в 2020-м. И это только три примера нечувствительности, воспринимаемой и критикуемой в последние годы как культурная апроприация.

Когда Dolce & Gabbana столкнулись с негативной реакцией в рамках своей шанхайской кампании после публикации видео китайской модели, которая пыталась есть макароны и пиццу при помощи палочек, ее соучредитель Доменико Дольче пообещал в будущем не допускать таких проколов. В Gucci сообщили, что извлекут уроки и превратят инцидент со свитером, напоминавшим черный грим белых актеров, изображавших афроамериканцев. И хотя парикмахер-стилист Comme Des Garcons Жюльен д’Ис тоже извинился и сказал, что не хотел никого обидеть белыми моделями с афрокосичками, этот инцидент стал самым обсуждаемым за неделю в индустрии моды.

По словам редактора отдела моды Financial Times Лорен Индвик, существует параллель между скандалом с Comme Des Garcons и показом коллекции Valentino 2015 года, которая должна была стать данью Африке, — там были представлены преимущественно белые модели, а также одежда, пошитая в Париже.

Мария Грация Кьюри была креативным директором модного дома в то время и подверглась критике за отбор менее 10 темнокожих моделей для своего показа. Сейчас итальянка работает в Dior, чьи коллекции воспринимаются как один из примеров удачной репрезентации мировых культур. Например, ее шоу в Марракеше расхвалили за внимание к деталям — от работы эксперта по африканскому текстилю до выставления скамей с подушками, вышитыми местными ткачами, на которых гости могли сидеть.

Лорен говорит, что ее успех сводился к внимательному изучению местной культуры.

«Они [Dior] провели исследование и работали с местными художниками и кураторами, которые прочитали несколько лекций на показе, чтобы люди могли по-настоящему понять их культуру и научиться», — рассказала она Би-би-си.

Обвинения в культурной апроприации не являются чем-то новым, но социальные сети породили гораздо больше дискуссий о том, что приемлемо в моде.

«Я думаю, что индустрия действительно осознала проблемы и предприняла реальные усилия для обучения сотрудников и создания советов по вопросам многообразия. Сейчас акцент делается на многообразие состава рекрутируемых моделей, чего, вероятно, не было три или четыре года назад», — анализирует Индвик.

Она называет бренд Ralph Lauren лучшим примером в реализации этой модели, поскольку у дома моды есть сотрудники по вопросам репрезентации и интеграции на всех его уровнях.

«Вам нужно начать с совета по многообразию — у Chanel, например, он уже есть, и это действительно хороший шаг. Вы должны выяснить, в чем проблема, прежде чем начать ее решать», — говорит Лорен.

После истории со свитером и блэкфейсом Gucci назначила ответственного за многообразие, а Prada после аналогичного скандала создала целый комитет под председательством режиссера Ады Дюверней.

Лорен говорит, что если бы у каждой компании была похожая модель и команда принимала решения — от того, какие материалы использовать в одежде до того, какой стиль общения практиковать в социальных сетях, — то и проблем было бы меньше.

«Только тогда, когда у вас есть это понимание, вы можете начать лучше обслуживать клиентов и поставите под сомнение свои привычные методы», — резюмирует фэшн-консультанка.

Не только бренды высокой моды промахиваются с репрезентацией различных культур.

В прошлом году испанская массовая марка Zara попала под шквал критики после того как китайским моделям нанесли грим в виде веснушек — для людей монголоидной расы они нехарактерны, — а в 2018 году бренд H&M извинялся после рекламной кампании с темнокожим ребенком в толстовке с надписью «самая классная обезьяна в джунглях».

«С брендами быстрой моды мы имеем дело с гораздо большим количеством базовых предметов одежды — если вы придете в любой магазин Zara, вы найдете множество джинсов, блейзеров и ботильонов», — рассказывает редактор моды Financial Times.

«Коллекции на подиумах сильно отличаются — дизайнеры путешествуют, вдохновляются и хотят создавать тематические коллекции и рассказывать истории, поэтому я не думаю, что «быстрая мода» более разнообразна или лучше, они просто создают другой продукт», — подчеркивает Лорен Индвик.

Как в России реагируют на скандал?

В комментариях к русскоязычным сообщениям о скандале с Comme Des Garcons встречается тотальное непонимание и термина «культурная апроприация», и того, почему «макаронные» афропрически таковыми являются.

«Если я как дизайнер и еврейка надену на христианского человека-модель, например, кипу в контексте своего видения образа, будет ли это культурной апроприацией? Просто интересно», — вопрошает Василиса Вашина (орфография и пунктуация оригинала сохранены).

«Я решила, они так под Древний Египет косят», — теряется Лена Хетагурова.

Тем не менее среди русскоязычных юзеров есть и те, кто готов разъяснить окружающим значение термина.

«Белая культура и ее носители доминируют, поэтому нет кейса, когда кто-то присваивал бы какой-то элемент культуры белых, за который белые же подвергались бы дискриминации, и делали бы это из маргинального мейнстримом», — интерпретирует Станислав Климов.

Создательница феминистского Telegram-канала Polina was online Полина Забродская написала подробную справку всем, кто хочет разобраться в значении термина.

«А теперь представьте, что Диор выпускает не парфюм Dior Sauvage («Дикарь»), с пляшущим индейцем и не слишком одетой индианкой, а парфюм Dior Brute («Зверь») — и там безымянный русский мужик танцует вприсядку на крыше танка, полураздетая русская женщина идет зимой по Красной площади с автоматом, а главный герой, Джонни Депп, брутально играет соло на гитаре, одетый в американский камуфляж и шапку-ушанку, и купается в проруби с медведем […] А вы в это время пытаетесь устроиться на первую работу в Лондоне», — описывает потенциальные минусы культурной апроприации Полина.

«А потом на вас обрушивается волна народного гнева, и вас записывают в психованные: это всего лишь реклама, русские достали уже обижаться, им не понять искусство, у них нет чувства юмора, иди попляши на своем танке и накачайся допингом, может, хоть тогда перестанешь истерить», — завершает свой ликбез-путеводитель по воображаемой ситуации Забродская.

Она, впрочем, подчеркивает, что на такой мысленный эксперимент ее вдохновили проблемы из реальной жизни.