Светлана Бронникова, психолог, основатель Центра интуитивного питания Intueat.

Время было давнее, пластических операций тогда еще не делали, а моя подопечная просто была генетическим везунчиком: родилась такой. И всегда была невероятно хороша, с раннего детства. В возрасте 7-8 лет мама за руку отвела ее в дом моделей на Кузнецком Мосту, и она там демонстрировала детскую одежду. Семья жила тяжело, отец пил, и мама сделала это из финансовых соображений, в Доме моделей хорошо платили. Девушка с ужасом и отчаянием вспоминала, как зимой, по воскресеньям, когда остальные дети отдыхали от школы, ей надо было тащиться туда через всю Москву на метро и трамвае… Чем, скажите, эта ситуация кардинально отличается от ситуаций. знакомых нам по классической литературе, когда красивую девочку мать отводит на панель? Разве что антуражем. Потому что красота – расхожий товар – «не мыло, не смылится». И она делает человека товаром.

В аду сравнений

Маска красоты сбивает внутренний «прицел»: человеку трудно понять, кто он на самом деле. Девочка росла, на нее по-прежнему обращали внимание, и теперь не только товароведы, перед которыми она ходила по подиуму. Впоследствии у нее не было недостатка во внимании мужчин, в том числе состоятельных, которые хотели ее купить, как роскошный аксессуар. Помню эпизод в нашей работе, когда я обронила, что она очень красивая, и она невероятно болезненно на это отреагировала. «Что значит очень красивая? Я же не самая красивая на свете? А если так, то какую ценность имеет эта красота?» В душе красавицы творился ад, она мучилась, постоянно сравнивая себя с другими.

Жизнь у нее вообще была не сахар. Взрослый человек, в силу финансовых соображений она жила с родителями. Папа обитал в комнате в той же квартире, намертво пил, они не общались. Она, будучи человеком талантливым, умудрилась не получить никакого высшего образования. И, наверное, самым большим достижением нашей с ней терапии было не то, что она избавилась от булимии и депрессии, а то, что сумела накопить денег, съехать от родителей, найти хорошую работу. И занялась карьерой, вместо того чтобы бесконечно страдать по поводу своей внешности.

Она была одной из первых в моей практике пациенток с нарушенным пищевым поведением: ездила в клинику голодания в Карелии, периодически ела одну гречку или овощи, чтобы сохранить стройность. К сожалению, наша терапия прервалась, я уехала работать в Европу. И я совсем не уверена, что ей удалось в итоге принять бремя собственной красоты. А ведь в какой-то момент приходится еще и принять бремя собственного старения: понять, что красота не останется с тобой навсегда, что ты не сможешь ее удержать. Это генетический дар, выигрыш в лотерею, но ты его обязательно растратишь. Это не тот дар, который можно сохранить и преумножить.

Тело как бренд

Современная история про потребительское отношение к красоте как к товару или, наоборот, трепетное отношение к брендированию самого себя начинается с ощущения, что «я сама, такая, какая есть, не хороша». И вещи не украшают меня, не выполняют практическую функцию, а что-то сообщают обо мне. Ровно так же, как тело – это презентация меня, и хорошо, если оно подтянутое, спортивное, мускулистое, с гипертрофированными признаками пола – силиконовая грудь, большие искусственные губы… И дорогущая сумка продолжает меня: сообщает обо мне миру что-то важное. А дешевая несет другое сообщение.

До 1970-х годов в Америке основная идея рекламы любого товара заключалась в том, что у соседа есть что-то лучшее, чем у тебя. Соседка носит более модное пальто или сосед водит более крутую машину. На этой конкуренции была построена техника продаж. А потом американский мир наводнился пресыщенными людьми с высокой покупательской способностью, и реклама перестала работать. Тогда была создана гениальная маркетинговая стратегия всех времен и народов, которая используется до сих пор. Она про то, что с твоим телом что-то не так. Ты недостаточно хорош, чтобы соответствовать определенным стандартам. И сегодня это помогает продавать любой товар: лекарства, продукты, косметику и машины. Идея, что с твоим телом что-то не так, порождает огромную телесную тревогу и потребность достичь идеала, сделаться принятым. В результате мы имеем дело с постоянно молодеющей статистикой расстройств пищевого поведения, расстройств образа тела – они очень связаны друг с другом.

Зачем мне это тело?

Так что же делать? Мне кажется, в любой непонятной ситуации надо «отправляться на базу»: вспоминать, зачем тело изначально нам дано. Это совершенный, единственный инструмент, который есть у мозга, чтобы оперировать в мире. Ничего другого у мозга нет – он без тела беспомощен. Помните «Голову профессора Доуэля»? Очень показательная история про то, насколько зависимым становится даже абсолютно гениальный человек, когда у него отбирают тело. И получается, что мы все время промахиваемся: мы ценим ум как инструмент, способный создавать, ценим красоту как внешнюю эстетическую привлекательность, но при этом не уважаем сам инструмент, который дан нам природой. Мне кажется, пора вспомнить: тело дано мне не для того, чтобы я обслуживал им взор других людей. Телесное «товароведение» до добра не доводит.

На группах по интуитивному питанию, где мы говорим про образ тела, обязательно находится несколько женщин, которые говорят: я ухаживаю за собой для себя! И у меня всегда возникает вопрос: неужели? И когда начинаешь копать глубже, выясняется: для того, чтобы я нравилась другим, чтобы им было приятно на меня смотреть. И обязана делать как минимум то, что по мнению всех, обязана делать женщина: брить ноги, укладывать волосы, не выносить мусор без косметики.

Демоническое или божественное

Не толкает ли нас противоположная позиция к социофобии? Нет, поскольку здесь мы сталкиваемся с распространенной ошибкой мышления. Люди склонны рассуждать так: если мне разрешить есть все, я с утра до вечера буду есть сладости и не буду проходить в дверь. Если мне разрешить не мыться, я не буду мыться. То есть присутствует идея о том, что тело изначально – демоническая отвратительная сущность, которой только дай волю, и она будет поедать шоколад, толстеть, валяться на диване, не мыться, плохо пахнуть… Идея эта очень распространена среди современной молодежи, обожающей презентации. Типичное порождение современной культуры селфи: «посмотрите, вот у меня красивая еда, а тут красивая я, а вот я в спортивном зале»… Из классической психиатрии мы знаем, что когда человек перестает соблюдать базовые гигиенические правила, это свидетельствует о психическом расстройстве, о болезни. Даже у животных груминговое поведение – первый признак здоровья. Люди, страдающие шизофренией, перестают мыться, им не до этого, люди, страдающие клинической депрессией, тоже не моются, у них сил нет. А обычный нормальный человек, если снять с него социальное требование быть красивым, мыться не перестанет. Что он перестанет делать, так это работать над своей внешностью в направлении «я должен нравиться другим». И будет действовать в направлении «я хочу нравиться себе». А принимать душ приятно. Чистить зубы тоже приятно.

Выйти изнутри вовне

В книжке про Незнайку, если помните, был художник Тюбик. Он создал стандарт изображения малышки: маленький ротик, носик пуговкой, очень большие глаза. Рисовал портреты малышек по стандарту, и малышкам это очень нравилось. А когда Незнайка нарисовал их похожими, вышел скандал. Если мы живем в мире, в котором мы изначально нехороши, то приходим именно к стандарту.

Стандарты красоты есть производное времени, социума, экономических условий. Мы в конце концов оказались в мире изобилия, с которым не знаем, что делать. Российская реальность на фоне кризиса начала меняться, и к изобилию сейчас возникают вопросы. Люди беднеют, но в целом мы продолжаем оставаться в ситуации перепроизводства товаров, которые нам не нужны и которые никоим образом не меняют нашу жизнь к лучшему. Мы, как дети, которых заваливают игрушками, очень быстро устаем от вещей и хотим новых. Это компульсивная попытка придать «Я» какую-то особенную ценность. «Я могу позволить себе много вещей», «разные вещи», «дорогие вещи», могу постоянно покупать себе новую одежду. Для многих российских женщин это реализованная мечта. А когда какое-то количество лет изобилия проходит, люди начинают понимать, что оно ничего не добавляет к ощущению счастья. Одно у тебя платье или десять, мало влияет на то, как ты себя чувствуешь. Что влияет на самоощущение, так это чувство, что ты можешь себе позволить это платье купить.

Я думаю, в конечном итоге ценность жизни возникает от способности что-то созидать. Что останется после меня? Музыка или картина, построенная школа или больница, или что-то совсем небольшое. Посмотрите, как некоторые люди тщательно возделывают свой сад, хотя у них нет необходимости питаться со своей грядки.

Смысл заключается в том, чтобы перенести интерес изнутри вовне. Следование стандартам перестает быть смыслом жизни, когда я принимаю свое тело таким, какое оно есть, и не пытаюсь сломать свой морфологический тип. Еда перестает быть центром вселенной, когда мне не нужно судорожно контролировать свой вес. Тело перестает быть центром вселенной, когда я перестаю воспринимать его как транслятор. И тогда у меня высвобождается энергия, потому что судорожная избыточная забота о красоте тела перестает меня волновать. Мне дано тело, я им оперирую в мире, чтобы сделать этот мир лучше. Это то, что наделяет смыслом нашу жизнь.

Я мечтаю о мире, где на красивых людей будет смотреть так же приятно, как на красивый пейзаж. В котором красота не будет наделять людей ни излишними правами, ни излишними обязательствами или багажом, который надо нести всю жизнь.

Древние греки понимали, что красота в какой-то момент становится проклятием. Я сейчас про Елену и Троянскую войну. Она становится источником раздора, что не отменяет потребности наслаждаться и восхищаться красотой. Надо уловить дихотомию, присутствующую в обществе с дневнегреческих времен, и понять: благословением красота становится, когда мы ее отпускаем и получаем возможность наслаждаться ею как фактом реальности. А когда монетизируем или пытаемся решить, кому принадлежит Елена, начинается война. И когда я пытаюсь увеличить объем собственной красоты, чтобы увеличить свою значимость в мире, начинается история о проклятье.