Давно отгремела война. Уходят от нас выжившие. Остается только память... Пожелтевшие листочки с наспех начертанными словами — письма с фронта. Истертые, иногда потревоженные роковой пулей или безжалостным огнем фотоснимки. И семейные предания — похожие на невероятную выдумку, наполненные безмерной храбростью и отвагой рассказы, которые бережно хранят в сердцах потомки героев Великой Отечественной войны.

Оживают давно минувшие дни и в истории моей семьи. Мой прапрадедушка Матвиенко Петр Иванович родился в 1912 году. Он не попал на фронт из-за серьезного заболевания сердца, но самоотверженно трудился на заводе «Армалит», который выпускал снаряды для фронта. Когда угроза оккупации Армавира стала неизбежна, завод эвакуировали в Сибирь. Петр Иванович вынужден был оставить семью, так как во многом от него зависел итог поспешной эвакуации. Живы в нашей памяти его рассказы о работе под открытым небом, так как нельзя было прерывать производство, о мизерных кусочках хлеба, большей частью состоящего из жмыха, и о непреходящей тоске по родным.

Но больше всего бередит душу рассказ о его возвращении в разрушенный, объятый пожарами Армавир. На месте родного дома зияла воронка. Среди обуглившихся остатков жилья несчастный муж и отец нашел остаток косы дочери. Горе было заперто в больном, но стойком сердце. Петр Иванович с головой погрузился в работу, не подозревая, что его семья жива, и жена и дочери ходят по соседним улицам, замерзшими пальцами откапывают на бесхозных огородах морковь и картошку, живут в землянке.

Они выжили, случайно оказавшись вне дома, когда в него угодил снаряд, но жизнь женщины с двумя девочками-подростками была очень тяжела. В отчаянии они стали оставлять повсюду записки, в которых говорилось, что семья разыскивает своего главу (так многие тогда поступали). И Петр Иванович нашел их! Родных, которых он оплакал, кого уже не надеялся увидеть в живых. После войны они выстроили добротный дом. Жили долго и счастливо. Петр Иванович умер в возрасте 69 лет.

Рыбалко (Матвиенко) Клавдия Петровна — дочь Петра Ивановича, моя прабабушка. Когда немцы оккупировали Армавир, ей было 13 лет. Чтобы уберечь красавицу-дочь, мать беспощадно отрезала длинную, толщиной в руку косу (именно ее нашел после вернувшийся отец). В огне пожара сгорело все их имущество. Сохранились лишь брюки-галифе, которые мать стирала на заднем дворе в момент объявления воздушной тревоги. Эти брюки стали единственным нарядом девушки на ближайшие четыре года.

Заводная, веселая хохотушка продавала семечки, чистила навоз, стирала бинты в госпитале. А после, окунув в грязную жижу ноги, чтобы создать эффект лаковых туфель, отправлялась с подругами «на грейдер» — неофициальное место времяпрепровождения военной молодежи. После войны были тяжелые годы работы на заводе, брак, рождение троих детей, возведение почти с нуля небольшого домика, пока муж — водитель месяцами отсутствовал дома. Ревность, обиды, беспокойство. У нее так и не было больше длинных волос. И на всю жизнь осталась тяга к красивым вещам, словно девчушка в брюках-галифе не по росту вновь и вновь пыталась напомнить себе, что она красива.

Рыбалко Иван Васильевич — мой прадедушка, муж Клавдии Петровны. Ушел на фронт, приписав себе лишний год, в 17 лет. Так как отлично разбирался в технике, с первых дней службы стал водить грузовик. В его обязанности входила перевозка снарядов и буксировка орудий. Все время провел на передовой. Был ранен, контужен. Имел несколько наград.

О войне рассказывал редко. Охотно пересказывал лишь курьезный случай, произошедший с ним в Одессе. Будучи в увольнении, был остановлен патрулем. Проверив документы, один из военных поинтересовался, не доводится ли он родственником маршалу Рыбалко, командовавшему южным фронтом. На что Иван Петрович честно ответил, что «тому» Рыбалко он только однофамилец. Патрульные посмеялись, отдали честь и отпустили его.

Прадедушка прошел дорогами войны до самой Победы. Потом было долгое возвращение домой, где его ждали осиротевшие брат и четыре сестры. Двадцатидвухлетний парень заменил им отца, вырастил, дал образование и после всегда помогал деньгами и советом.

Три истории. Три судьбы. Каждый по-своему приближал Победу. Каждый прожил отдельную — трагическую, достойную пера великого автора — жизнь. И все они переплелись в судьбах моей семьи. Мы перебираем пожелтевшие фото, вчитываемся в ставшие пергаментно хрупкими страницы писем, и перед глазами оживают события их молодости, где великое было повседневным, а рядовое становилось значительным. Из уст в уста передаются рассказы о тех годах: бабушка поведала их маме, мама[/u] — мне. Говорят, что человек жив, пока о нем помнят... Я помню, а значит они живы!