Татка сколько себя помнила, а помнила она себя, наверное, лет с трех, как только покидала свою квартиру, оказывалась в компании четверых своих закадычных друзей-приятелей. Статистика на них не стала отдыхать: как положено, так и было. Три девчонки — Тата, Яна и Мариша и два пацана — Серый и Серега были неразлучны. Они даже всеми положенными детскими болезнями переболели одновременно. Сначала их «пасли» мамы-папы, но вот уже лет пять они были предоставлены друг другу. Мальчишки не давали подруг в обиду, а те заботились о них почти как мамы о своих детях: мазали им ссадины йодом и не давали умереть с голоду-жажды. Летом они лениво валялись на пляже, осенью самозабвенно шуршали опавшими листьями в парке, зимой до упаду катались на санях с горки в те счастливые дни, когда вдруг выпадал редкий в их краях снег, а весной… весной всегда случались какие-то странные вещи: именно весной между ними вдруг завязывались яростные споры, которые иногда заканчивались ссорами. Авитаминоз, наверное… А потом снова приходило лето, и море своими горько-солеными волнами смывало с них весенние печали и обиды. И так было всегда! Целых двенадцать лет! И наступившей весной они опять поссорились. Даже в школе, буркнув по устоявшейся привычке «Привет», рассаживались по своим местам и не разговаривали друг с другом. Татке было проще. Она сидела за партой с мальчишкой не из их компании. Учебный год заканчивался, и ребята ждали, что солнце и море сделают свою привычную работу и помирят их. Однако родители, как сговорились, и сразу после окончания учебы увезли их кто куда. И никто не знал, на сколько кто уехал. Татка с родителями отправилась в геологическую экспедицию. Родители решили, что пора ей приобщаться к семейной традиции. Что? Неужели Татка еще не говорила, что ее родители в трех поколениях потомственные геологи? Да. А Татке казалось, что ее жизнь закончилась, так и не успев начаться. Ночью под стук колес она ревела в подушку почти в голос. Все равно ее никто не слышал. Она так мечтала, что с друзьями будет резвиться в море, а под шуршание гальки чертить на белой от соли спине Сереги буквы и кататься от смеха, когда он нарочно станет ошибаться и говорить названия букв, которых она даже не знает. Теперь никогда-никогда она не увидит его смеющихся серых глаз, глядящих на нее из-за пушистых выгоревших ресниц, не взлохматит его рыжие вихры. Сердце сжалось от неведомой тоски. Янка не расскажет страшную историю, которая, как всегда, никого не испугает, но это будет новая, ранее не рассказанная история, ведь Яна никогда не повторялась. Ей бы книги писать! И новый поток безысходности накатывался на Татку. А Серый не наберет мидий, не разведет костер, не бросит на него сверху металлический лист и не приготовит на раскаленном этом листе распрекрасных этих его мидий! Никто так, как он, их не может приготовить! Татка захлебывалась плачем. А Мариша! Только она любое место из подручного материала: камней, веток, пляжных полотенец и парео — может превратить почти в королевский дворец. Ну почему, почему мы не сделали сами шаги друг к другу, чтобы помириться?! Зачем мы ждали, как обычно, лета?! Почему именно этим летом родителям вздумалось увозить нас незнамо куда?! Как же пережить это лето?! Как мы встретимся?! Вопросы всплывали и всплывали в Таткином мозгу. Они ждали ответов. И пусть их ждут. Лежа с мокрыми открытыми глазами, Татка думала. Она вспоминала, как они, посмотрев фильм «Три мушкетера», тоже принесли клятву верности друг другу и своей дружбе. Фильма им показалось мало, и они прочитали все книги об этих мушкетерах. Татка и ее друзья чувствовали, что что-то с мушкетерами и их дружбой было не так: невозможно, чтобы только им было хорошо в страшном мире, в котором приходится ради своего и благополучия кучки людей умножать горе других. В конце концов этот мир поглотил мечты мушкетеров, погрузив в одинокую старость. Ни Татка, ни ее друзья не хотели такого. Она и девчонки тогда плакали тайком от мальчишек. Им не хотелось, чтобы те считали их ревами-коровами. И неведомо им было, что пацаны сами плакали над судьбами их героев. Именно тогда они решили, что их дружба будет приносить всем окружающим только радость, хотя не знали, как это можно сделать. Только они чувствовали, что когда «один за всех, и все за одного», то ВСЕ — это ВСЕ. Наверное, она взрослеет, раз эти воспоминания вдруг пришли и заставляют задуматься о себе и той связи с друзьями детства, которая вдруг так ярко высветилась перед ней в этом темном покачивающемся купе вагона, уносящего ее в будущее. Может быть, именно для того их оторвали друг от друга, чтобы они почувствовали то, чего даже не замечали и не ценили, то, что было им предоставлено как данность: их связь, их умение стоять друг за друга, поддерживать в трудные минуты, забывать о себе, когда ты нужна другим. Кто знает? Слезы высохли. И Татка точно знала, всем сердцем чувствовала, что где-то там, за километрами железнодорожных путей, там, куда с родителями уехали ее друзья, они тепло и с любовью думают о ней, о каждом из них и обо всех-всех людях их такой огромной и такой маленькой планеты… до встречи…