Часто воспитание построено на чувстве вины. Виной пропитана вся наша культура. Но так ли это необходимо? Отвечает блогер, мама двух детей Ольга НЕЧАЕВА Это учитель виноват. Нет, это родители виноваты. Нет, это система виновата. Нет, это наша культура виновата. Нет, это прошлое виновато. Автоматическая реакция культуры – мы ищем виновного. Вина предполагает кару и, в лучшем случае, покаяние. Он такой-сякой, мы его накажем. Я такой-сякой, меня надо наказать. Я такой-сякой, мне плохо и стыдно. Из вины нет выхода – все ужасное уже случилось, остается только наказывать или каяться. Гнетущее, подавляющее чувство, из которого хочется сбежать. Как? Отрицая вину, перекладывая вину, каясь. Рискну предложить перепрошивку – ответственность. То есть осознание, что за решением следует результат, и результат можно поменять, поменяв решение. Ответственность – это уверенность. Система, прошлое, культура могут быть виноваты, но что изменить, чтобы было по-другому. Ответственность – это свобода. “Все можно отнять у человека, за исключением одного: последней частицы человеческой свободы — свободы выбирать свою установку в любых данных условиях, выбирать свой собственный путь” (Виктор Франкл). Кто бы ни был виноват, где моя ответственность? Что я буду делать дальше? Как я выберу поступить? Разница между ними так же огромна, как разница между силой и бессилием. Вина погружает нас в пучину уничижения и бессильной злобы, ответственность наполняет нас сильнейшим желанием расти, защищать, помогать и выстраивать. Интересное исследование проводилось на мужчинах, пойманных на домашнем насилии. Некоторой группе из них их “кураторы” рассказывали о их вине, и запрещали оправдываться, потому что это “отговорки и виктимблейминг”. Они приходили домой униженные, озлобленные, раздраженные, и выливали вину на своих близких. “Из-за тебя мне пришлось сидеть и слушать этих идиотов, которые обращались со мной, как с преступником”. Это была реакция на чувство вины, которое, как им виделось, “насаждалось им”. Ими манипулировали чувствами вины, стыда, морального превосходства, и страхом последствий. И они трансформировали ее в еще большее насилие. Со второй же группой работали с точки зрения ответственности. Они разбирали, что вынуждает так поступать. Какие у этого последствия. Как человек чувствовал себя. В какой момент мог остановиться. Что ему помешало. Без обвинений и стыда. И результат разительно отличался. В этом я вижу огромное отличие этики западного общества. Культура ответственности, нацеленности на то, что пошло не так, и что нужно изменить. Внедряемая и проникшая повсюду: в детском саду воспитатели говорят детям “как бы ты мог по другому сказать, что ты хочешь эту игрушку?”, а не “как не стыдно отбирать игрушки!”. В школе, когда учитель пишет в тетради “как бы ты мог развить эту тему подробнее в следующий раз?”, а не “тема не раскрыта, 2”. В бизнесе, где одобряемым считается подход “мы допустили ошибку, поняли причину и внедрили следующие меры, чтобы такого больше не повторялось”, а не “надо замять, а то с нами работать не будут”. Это вектор “что мне делать”, вектор вперед, вопрошающий, а не вектор “что же я наделал!”, вектор назад, обвиняющий. Система не может чувствовать вину. И история не может чувствовать вину. Мы ищем виновных, потому что сами не хотим чувствовать вину. Но если бы мы жили в векторе ответственности, то нам не надо было бы искать виноватых. Если бы мы не искали виноватых, нам не надо было бы перекидывать вину друг другу, как раскаленную картошку. Мы бы думали, и что мы теперь со всем этим будем делать? С этой историей, системой, семьей, прошлым, учителями – вот такими вот, которых не изменишь, с этим багажом – что мы дальше-то будем делать, чтобы жить в согласии с собой? So what you’re gonna do about it?