В октябре прошлого года на «Леди» вышел текст о том, что было бы с Харви Вайнштейном, если бы он жил в России. Прошло всего полгода, это случилось: российским Харви стал депутат Леонид Слуцкий.Коротко о происходящем: Леонида Слуцкого, депутата Госдумы, обвинили в сексуальных домогательствах по отношению к трем журналисткам, но Комиссия по этике ничего предосудительного в его поступках не обнаружила. Звезды и многие СМИ негодуют из-за сложившейся ситуации. Редакторы и авторы делятся своими мыслями. «Я не раз была той самой «назойливой журналисткой», «домогалась», была настойчива при получении комментариев, интервью, отзывов о происходящем. И не раз слышала в свой адрес недвусмысленные намеки, чувствовала чужую руку в неподобающих местах и прочее. Но особо никому не рассказывала, бездействовала, как и журналистка Фарида Рустамова: «Когда на тебя нападает хищник, лучше притвориться мертвым». Я никогда не занималась политической журналистикой, но и в шоубизе хватает подобных историй. И я немного завидую своим более юным коллегам, которые могут спокойно, но жестко пресечь комментарии агрессора или сразу после подобных домогательств открыто рассказывают о произошедшем. И не считают свои поступки какими-то особо смелыми. Новое поколение уже выросло, и оно с нами. И мне очень жаль, что некоторые члены нашего общества пока остались в прошлом веке — часть высказываний на Комитете по этике со смешками и недоверием, к сожалению, это подтверждают». «Ситуация просто ужасна! Я посмотрела видео с заседания Комиссии по депутатской этике. Там члены этой комиссии рассуждают о том, что журналистка Фарида Рустамова не должна была включать диктофон. А о том, что Слуцкий вообще-то не должен был трогать ее за лобок и делать непристойные предложения — об этом ни слова. Как будто это в порядке вещей. На той же видеозаписи одному из членов задают вопрос: «А если на месте журналистки окажется ваша внучка?» — «Внучку я защищу», — отвечает мужчина. А журналистку не надо защищать? Нет, журналистку не надо. Вот и все, что надо знать об этике в Госдуме. У нас не принято говорить вслух о таких случаях даже подружкам. Поэтому женщины молчат. А еще когда кто-то все-таки публично заявляет о сексуальном насилии или домогательствах, все набрасываются: а ты, может, клевещешь? А почему так долго молчала? Почему сразу не сказала? Да потому и не сказала, что боялась вот этого всего. Ведь никто не верит жертвам сексуального насилия по умолчанию. Все сразу начинают искать обман и подвох. Что-то вроде презумпции виновности. И даже другие женщины присоединяются к обвинениям. По-моему, это защитная реакция: ты ищешь, за что можно зацепиться в поведении жертвы и с чистым сердцем говоришь «ну, конечно, ты же делала вот это (носила короткую юбку, оставалась наедине с мужчиной, ходила поздно), значит, сама виновата. Надо было думать головой». Подразумевается — «а я этого не делаю, значит, я в безопасности». Но на самом деле это просто психологическая защита, и от сексуального насилия не застрахован никто, даже самые целомудренные монашки». «В России не принято открыто говорить ни о харассменте, ни о насилии — вообще ни о чем таком. Считается, что жертва всегда сама во всем виновата: она «должна» одеваться «прилично», вести себя «как подобает», «никого не провоцировать». Резонансная история, героини которой предали свою ситуацию огласке, подтвердила это: в действиях Леонида Слуцкого, обвиненного в домогательствах, Комиссия Госдумы по этике не нашла никаких нарушений. Но случилось и еще кое-что: волна неприятия такого решения комитета. Эта история определенно может помочь другим жертвам харассмента перестать молчать». «Самое примечательное в истории с депутатом Слуцким — то, как институции встают на защиту пострадавших. Это и СМИ (например, «Секрет фирмы» теперь планирует упоминания Госдумы сопровождать пометкой «орган государственной власти, оправдывающий сексуальные домогательства»), и даже соцсети («Одноклассники» поддержали СМИ, выступившие в защиту, и помогут их аккаунтам в ОК с продвижением). Совсем недавно это считалось бы личным делом, когда можно посочувствовать подруге или коллеге персонально, но ее место работы и организации, где работают коллеги, к этому отношения бы не имели. Сейчас представление о сексуальном насилии меняется — это системная проблема, а не частные случаи и частное же дело, и решать ее необходимо системно, поэтому выступать единым фронтом требуется не только на персональном уровне». «Я с депутатами не работаю, но общаюсь с артистами и могу сказать, что за некоторыми уже давно закрепилась нехорошая слава. Мне однажды один очень популярный певец (и кстати, в возрасте, что его вовсе не останавливает) предлагал приехать к нему в загородный дом, якобы только там ему удобно дать мне интервью. На мои доводы о том, что я без машины и лучше встретиться на нейтральной территории, он ответил, что готов забрать меня у ближайшего к его дому метро и довезти до дома. Эти и многие другие детали явно давали понять, на что он намекает. Я сказала, что готова приехать только вместе с мужем, который меня довезет и подождет. Певец взял паузу подумать, а потом перезвонил и сказал, что передумал — такой вариант его не устраивает». «Что в случае с Вайнштейном, что со Слуцким, у общественности больше всего возмущения именно потому, женщины заявляют о домогательствах не сразу, а спустя год, и даже не один. И я думаю, есть как минимум два объяснения, почему так происходит. Во-первых, все люди реагируют на внештатные ситуации, стрессовые ситуации (какой и является домогательство) по-разному. Кто-то активно сопротивляется и бурно проявляет свой протест, а кто-то замыкается, «пытается прикинуться мертвым», молчит и скрывает случившееся. Позже, придя в себя, пережив шок, получив необходимую поддержку, такой человек готов сказать публично о том, что с ним случилось. Учитывая, что после такого признания ему придется пережить, возможно, еще больший стресс (травлю, виктимблейминг), желание хоть как-то защитить себя, подготовиться, оттянуть время становится вполне понятным. А во-вторых, время идет, настроения в обществе меняются. Еще несколько лет назад домогательства считались чем-то совершенно нормальным, в российском законодательстве до сих пор нет даже такой статьи, предполагающей наказание за подобное поведение. Но сегодня, когда все больше говорят о равных правах, о гендерном равенстве и взаимном уважении, становится недопустимым, чтобы мужчина, тем более наделенный властью, так себя вел по отношению к женщине. В этот сложный переломный момент пострадавшие от домогательств женщины чувствуют, что могут наконец рассказать о том, как с ними обошлись, получить поддержку и восстановить справедливость. И, главное, дать понять, что такое поведение уже недопустимо. Не сегодня, не в 2018 году. Да, пока нет закона, который мог бы их защитить. Но есть общественное мнение, которое может справиться с этой задачей ничуть не хуже». «Честь, совесть, уважение. Видимо, эти слова вместе со смыслом, который они несут, канули в Лету. У насилия нет срока давности, будь то устная обида или физическая. Мы должны говорить, и нам должны верить. В первую очередь сами женщины должны поверить в себя. «Моя хата с краю» и «сама виновата» — ходят за руку. Женщины боятся обращаться в полицию или рассказывать подругам, что их бьет муж — осудят, скажут мирись. Женщины боятся сказать, что приставал начальник, что такого, ведь это в порядке вещей. Нет, девушки, не в порядке. Если мы хотим реальных перемен в сознании, то нужно начинать с себя, и сейчас есть такая возможность. Представьте, что к вам приходит ваш сын или дочь и рассказывает о домогательствах со стороны руководителя. Наглых, жалких, скользких приставаниях. Что вы ответите ребенку? Неужели скажете: «Терпи, милый, все через это прошли»? Я полностью поддерживаю позицию женщин и мужчин, которые отказываются работать с теми, кто вообще-то «слуги народа». Давайте будем откровенны сами с собой. Хотим мы жить в таком мире?»