Почему некие неустрашимые люди опасаются дырок в сыре и розовых цветов?И, самое основное, почему одним из этих жителей нашей планеты можешь быть ты?Откуда берутся фобии и можно ли их куда-нибудь деть — ответы на эти вопросцы ты теоретически можешь отыскать в нашем исследовании. Если у тебя, окончательно, нет фобии, мешающей длинно глядеть на эти малюсенькие темные и жутковатые буковки.

Способность испытывать кошмар — основное эволюционное достижение живых организмов. Добавим: передвигающихся живых организмов. Капусте, к примеру, абсолютно не имело смысла производить у себя эту способность, поэтому что самовыкопаться и сбежать от опасности она не может. В лучшем случае растения могут реагировать на раздражители сжиманием-разжиманием лепестков или, скажем, медлительным отклонением в сторону от прижигающего их луча.

А вот животные, начиная с самых простых творений, сделали ставку на умение предсказывать трудности заблаговременно. Мы пока не можем точно сказать, какие механизмы дозволяют, к примеру, утятам, у которых еще яичная скорлупка от хвоста не отвалилась, моментально распознавать силуэт плотоядной птицы над собой и вжиматься в грунт. Но мы превосходно разумеем, что инстинктивный, доразумный кошмар — это одна из самых больших коробок на чердаке нашего бессознательного. Что же дивиться тому, что разумного и осознанного в этой коробке кот наплакал?Когда миллионы лет наши прородители, еще при жабрах и хвостах, выживали лишь за счет того, что умели чрезвычайно живо и не раздумывая делать ноги при виде ужасной хари в кустиках, стоит осмысливать, что героизма и рационализма в нашем эволюционном анамнезе чрезвычайно и очень малюсенько. Ибо те, кто останавливался поразмыслить и взвесить опасности, оперативно лишались того самого хвоста вместе с органами, необходимыми для размножения.

И даже на данный момент ты, могучий король природы, фаворит медли, места и инструкции к тумбочке из «Икеа», — всего лишь кукла, управляемая ужасами, великими, малюсенькими и непрерывными. Ты проверяешь температуру воды, чтоб не обжечься, ты смотришь под ноги, ты надеваешь шарфик, чтоб не застудить горлышко, и надеваешь брюки, чтоб не завлекать к себе излишнего внимания сообщества. Нет, окончательно, ты все это делаешь поэтому, что ты разумный, цивилизованный человек. Но на самом деле ты все это делаешь поэтому, что опасаешься боли, погибели и падения по иерархической лестнице социума. Впрочем, раздумывать о этом совсем не непременно, все эти ужасы — комфортные, обыкновенные и полезные. Ты с удовольствием существуешь в их сообществе и даже нередко играешь с ними: скачешь с парашютом, зло стартуешь с нуля до двухсотен за семь секунд и слушаешь смешные рассказы с неприличными, запретными словами. Веселье и эйфория от преодоленного контролируемого кошмара доставляют тебе массу наслаждения. Но время от времени ужасы водят себя как свиньи.

Страх без предпосылки — признак интеллекта

Нет, ну в самом деле, с какой стати тебя трясет, как машинку в режиме отжима?Ты же не идешь с пращой на Голиафа, а всего лишь собираешься зачитать перечень лучших тружеников квартала на корпоративном митинге. Перед тобой посиживают не зеленозубые орки, а всего лишь милые дамы из бухгалтерии и пара гавриков из коммерческого отдела. Ты же не тварь дрожащая… А, нет, схоже, все-же конкретно она. Страх вышины и страх общественных выступлений — самые распространенные фобии в мире, они свойственны фактически сто процентам народонаселения, кроме отдельных мутантов и социопатов. Мы именуем такие ужасы случайными, но здесь мы, окончательно, заблуждаемся. Знаешь, у кого абсолютно нет кошмара вышины?У птиц. Потому что они могут летать. А знаешь, у кого еще?У черепах. Если поставить на стол черепаху, то она поползет и безмятежно навернется башкой вниз с края. Потому что это медлительно движущееся наземное творение, превосходно защищенное от падений с небольшой вышины на грунт, просто не позаботилось выработать в своем эволюционном грузе сурового кошмара перед отвесными стенками, пропастями и ломающимися под ним ветками.

А вот животное, которое постоянно рискует в галопе выскочить на крутой обрыв и шмякнуться с него, разбивая ноги, — такое животное будет исправно показывать иррациональный случайный кошмар, когда его за узду станут затаскивать в фургончик по метровой лестнице.

Что необходимо знать о фобиях, так это то, что случайными они не посещают. Ужас перед общественными выступлениями — это абсолютно понятное явление, ежели вспомнить, сколь главны для общественного вида гармоничные связи в группе и иерархические аспекты при контактах. И если ты скептически расцениваешь свои шансы на лидерство в большой группе, твоя биология будет изо всех сил волочить тебя за шиворот подальше от микрофона. По­этому приходится идти на всякие ораторские ухищрения. Представлять, к примеру, что все в зале посиживают нагие, то есть ничтожные, ущербные и вполне пригодные на роль подчиненных.

Зачем и откуда?

Если исследователи, изнурявшие мышей, правы, то становятся светлее предпосылки, из-за которых люди разживаются редкими и диковинными фобиями: если прадедушка единожды имел наслаждение выбить себе глаз ложкой, кошмар его отпрыска перед столовыми устройствами можнож счесть оправданным. Но все-таки большая часть распространенных фобий, даже самых замысловатых на 1-ый взор, — это чрезвычайно античные инстинкты.

• 
  

  Гемофобия — паника при виде и запахе крови. Встречается у 30% мужчин ( у женщин в 2 раза реже).
  Причина. Кровь говорит о близкой опасности — к примеру, о враге или хищнике, которые и нанесли кровавую рану. Эта фобия встречается и у многих животных, к примеру у лошадей.
  

  
  
  


• 
  

  Геронтофобия — робость стариков, нежелание контактировать с ними. Встречается у 12–15% народонаселения.
  Причина. Страх перед вероятной инфекцией. Наш внут­ренний ящер расценивает наружный вид и движения пенсионеров как проявление хвори.
  

  
  
  


• 
  

  Коулрофобия — робость шутов. Встречается у 10% народонаселения.
  Причина. Эволюционно обусловленное рвение беречься контактов со похожими, но иными видами. Клоун схож и не схож на жителя нашей планеты сразу.
  

  
  


• 
  

  Сомнифобия — кошмар перед засыпанием. Встречается у 2–3% народонаселения.
  Причина. Страх утраты контроля, чувство собственной уязвимости во время сна.
  

  
  


• 
  

  Климакофобия — робость лестниц. Встречается у 1–2% народонаселения.
  Причина. Частный вариант кошмара вышины. При этом самой вышины человек может не опасаться.
  

  
  


• 
  

  Гидрозофобия — робость пота. Встречается у 1% народонаселения.
  Причина. Страх перед вероятной инфекцией(кошмар простыть). Часто смешивается со страхом вызывать у других жителей нашей планеты такое же омерзение, которое у него самого вызывают потные люди.
  

  
  


• 
  

  Логофобия — кошмар произносить вслух слова. Встречается у 0,5% народонаселения.
  Причина. Это одно из проявлений социофобии — кошмара перед контактом с другими людьми. Обычно сопровождается ощущением необыкновенной неуверенности в себе, ощущением собственного низкого общественного статуса. К реальному положению дел этот кошмар традиционно имеет малюсенько дела. Логофобом был, к примеру, повелитель Англии Георг VI.
  

  
  

О пупках и пуговицах

Ладно, кошмар вышины, замкнутого или открытого места, акул и прочие знаменитые фобии вправду просто разъяснить в дарвиновском ключе. Люди, которые лучше иных умели опасаться пауков и падения с дерева, имели условное эволюционное превосходство, оставляя больше потомства. Но в мире настолько не мало абсолютно бешеных фобий, которые и объяснить-то, казалось бы, ничем нельзя!

Взять, к примеру, кумпунофобию. Встречается, кстати, не так изредка: больше одного случая на 100 тысяч человек. Кумпунофобы опасаются пуговиц. Вот прямо до дрожи и потери сознания. Посмотрят на пуговицу или прикоснутся к ней рукою — и их пробивает сердитая дрожь. Или омфалофобы, которые в прямом смысле слова шарахаются от собственных пупков. Впрочем, и от чужих тоже. Вид этих ужасных ямок на теле принуждает бедняг покрываться ледяным позже. Этологи традиционно изъясняют такие фобии слегка заблудившимся страхом перед ранами, язвами и опухолями на теле. Страхом оправданным, потому что рвение держаться подальше от тел с лишаями и нарывами, в общем, облагораживало шансы не подцепить какую-нибудь заразу. Но чрезвычайно тяжело было разъяснить, почему те или другие экзотические фобии нередко присущи какой-нибудь расе или цивилизации, но при всем этом фактически не встречаются у других народов.

Например, трипофобия — паническая робость кластерных отверстий — свойственна чрезвычайно фактически всем европейцам, необыкновенно англосаксам, а вот посреди азиатов это экзотика. Зато лишь обитатели Малайзии мучались, скажем, от таковой напасти, как «амок» — панический приступ, вызванный страхом при идеи о возможной измене супруги. В состоянии амока ревнивый супруг в панике носился по улицам, убивая всех встречных и ничего не соображая, так что опосля приступа не помнил ничего о происшедшем. Гатофобия — панический иррациональный кошмар перед кошками — чрезвычайно распространена посреди евреев-ашкеназов ( у других групп евреев гатофобия держится на обычном для иных наций уровне — приблизительно 1% народонаселения). А довольно редкая для европейцев шеймофобия — нестерпимый кошмар испытать стыд — вообщем стала одной из сочиняющих японской культуры и, по неким оценкам, в той или другой ступени находится фактически у ста процентов японцев*. Более того, психологам издавна знаменито, что редкие фобии нередко кучкуются в одном районе, в одном городке и еще почаще — в пределах одной семьи, очевидно наследуясь. Ближайшие родственники жителей нашей планеты с той или другой фобией в три раза почаще мучаются от таковой же фобии, даже ежели никогда не общались друг с другом. Все это плохо укладывается в представление о том, что наши ужасы мы непременно вывезли из темноты веков, из миллионолетних эволюционных дебрей.

Психоаналитики издавна теснее заявили, что большая часть редких фобий — итог ребяческих травм, подавленных воспоминаний и прочих частностей. Но эта теория не может ответить на вопросец, почему в одной и той же семье нередко появляются люди с одинаковыми экзотическими иррациональными фобиями — к примеру, паническим страхом перед туманом или плюшевыми мишками. Нельзя же предположить, что дедушка Томас, тетя Сара и маленький Тедди получили каждый в свое время схожую психологическую травму, из-за которой сейчас дрожат от кошмара при виде голубых леек?

Страх наследуется

Похоже, на данный момент наклевывается ответ на этот вопросец. Керри Ресслер и Брайан Диас, нейробиологи Университета Эмори ( Атланта, США), занимаются так именуемой эпигенетической наследственностью, пытаясь понять, почему некие психоневрологические и поведенческие трудности нередко наблюдаются как у родителей, так и у детей. Ресслер и Диас приучили мышей испытывать кошмар от аромата ацетофенона ( вещество с сильным миндально-вишневым ароматом, к которому мыши традиционно абсолютно бесстрастны). Мышам в клетку подавался ацетофенон и одновременно их колотили током*.

В конце концов мыши при аромате ацетофенона впадали в истерику даже без всякого тока. После чего же у самцов мышей брали сперму и оплодотворяли ей самок, в опыте не участвовавших.

Так вот, случилась сенсация. Рожденные мышата показывали однозначный кошмар перед ароматом ацетофенона, желая и менее выраженный, чем у их папаш. Более того, детки этих мышат тоже унаследовали кошмар!Ты понимаешь, что это означает?Если разумеешь, то это чрезвычайно круто, поэтому что пока никто этого не осмысливает. Вот что пишет благодаря чему предлогу журнальчик Nature:«Мыши, чувствительные к ацетофенону, а также их отпрыски имели большее количество нейронов, продуцирующих рецепторный белок, отвечающий за обнаружение аромата, по сопоставлению с другими мышами и их потомством. Увеличенными также оказались структуры мозга, которые получают сигналы нейронов, обнаруживающих запах ацетофенона и посылающих эти сигналы иным долям мозга ( к примеру, участку, который отвечает за образование чувства кошмара).

Мнения профессионалов разделились.

Тимоти Бестор, молекулярный биолог из Колумбийского института в Нью-Йорке разговаривает: «Заявления, которые они делают, являются так неимоверными, что нарушается принцип «экстраординарные заявления обязаны иметь экстраординарные доказательства».

Трейси Бейл, нейробиолог из Университета Пенсильвании в Филадельфии, заявила: «Немного нервирует мысль, что наши половые клеточки могут быть так пластичными и динамичными в ответ на конфигурации окружающей среды».

Когда-то генетики, отрезая мышам хвосты, доказали, что, механически изменяя тело родителей, нельзя поменять их отпрысков: и сотое поколение будет рождаться с длинным хвостом, ибо исключен фактор отбора. Сейчас принцип «приобретенные признаки не наследуются» является основой современной генетики.

О том, что на половые клеточки можнож влиять химией или, скажем, излучением, вызывая мутации ( традиционно непрогнозируемые), было знаменито издавна. То, что, меняя биохимию родителей, можнож вызывать определенные контролируемые мутации у детей — тоже. Но чтоб эмоциональные переживания родителей вызывали таковой моментальный и точный отклик у потомства… Это будет революция.

Если исследования Ресслера и Диаса подтвердятся, то, вероятно, скоро мы сможем избавлять наших будущих деток от наших фобий!Если, окончательно, ранее сумеем совладать с ними сами, что не так просто. Потому что эти пуговицы и эти пупки просто страшны, ежели присмотреться.

Бойся, фобия!

Можно ли совладать с фобией?

Есть три распространенные практики, любая из которых посещает эффективна в отдельных вариантах. Все они, в общем, схожи, но имеют значительные отличия. Чтобы лучше понять их, воспользуемся одним условным образцом.

Проблема. Аркадий опасается живых кур. До паники и потери контроля над всеми сфинктерами. Это усугубляет жизнь Аркадия, желая куры ему, к счастью, встречаются изредка. Но одна мысль о возможной встрече с чудовищной птицей выбивает Аркадия из колеи.

Предлагаемые способы действия

Аркадия помещают на мягенький диванчик с расслабляющей музыкой. Сидящий рядом терапевт разговаривает с ним о курах, меняя тему каждый разов, когда пульс Аркадия учащается. Потом ему демонстрируют набросок курицы, опять-таки следя, чтоб жизненные характеристики Аркадия были в норме. Потом Аркадий обучается глядеть кино про кур. Потом ему разговаривают, что под дверью есть курица и на нее можнож поглядеть в глазок, когда Аркадий наберется довольно мужества. И спустя какое-то время Аркадий смело протягивает руку и гладит курицу по голове. Вуаля!

Возможные отягощения. Да, сейчас Аркадий не опасается курицу. Вот конкретно эту. Все другие по-прежнему вызывают в нем животный кошмар.

Аркадия швыряют в подвал, набитый курами, и запирают там. Все курицы стреножены и в намордниках, но Аркадий безостановочно вопит три часа. Потом затихает. Через двое суток терапевт опускается вниз и обнаруживает там Аркадия, сидячего в обнимку с курами и строящего с ними планы мести.

Возможные отягощения. Аркадий умрет от кошмара, до этого чем терапия подействует.

Аркадия приучают контролировать собственный кошмар с поддержкою физических и мысленных сигналов. Его принуждают мыслить про кур, но каждый разов, когда фобия поднимает голову, Аркадий обязан живо сказать слово «стоп» и щелкнуть пальцами, топнуть, царапнуть ногтем ладонь или еще как-то физически подкрепить сигнал. Отвлекшись на эти процедуры, он перестает опасаются. Всю функцию надобно повторить множество разов. В конце концов Аркадий выучится перекрыть приступы паники без помощи других в любой момент.

Возможные отягощения. Или не выучится.