Изменяют все! О внебрачных детях у людей, тюленей и полевок - «Семья» » « Я - Женщина »

Изменяют все! О внебрачных детях у людей, тюленей и полевок - «Семья»



Изменяют все! О внебрачных детях у людей, тюленей и полевок - «Семья»
Каждый и каждая из нас является специалистом в какой-то области, и мы можем поделиться своим опытом и ощущениями с другими. Мало того, мы просто обязаны это сделать потому, что в природе действует очень простой закон «чем больше отдаешь, тем больше получаешь».....

Лето — прекрасная пора, но это еще и время супружеских измен. Мужчину «посмотреть на сторону» провоцирует отъезд жены с детьми на дачу, женщину — отъезд бабушки с детьми на дачу, а мужа — в командировку... Считается, что мужчины изменяют чаще — мол, природа их такая, полигамная. Однако биология человека и животных подсказывает, что не все так однозначно.


Изменяют все! О внебрачных детях у людей, тюленей и полевок - «Семья»

В научно-популярных текстах о взаимоотношениях полов почти всегда эксплуатируется концепция энергетического вклада в потомство. Идея простая: самка производит крупные яйцеклетки, ее организм обеспечивает зародыша питательными веществами, ей приходится высиживать яйца или кормить детеныша молоком и вообще заботиться о нем, пока он не станет самостоятельным.


Жизнь самца гораздо проще: от него, по большому счету, требуется только сперматозоид, а дальше не его проблемы. Соответственно, и цена ошибки, то есть выбора неправильного партнера, для самца на много порядков ниже, чем для самки.


Из этого обычно делается следующий прикладной вывод: самец заинтересован в том, чтобы оплодотворить как можно больше самок, в то время как самка стремится зачать детенышей от партнера с самыми лучшими генами, а в случайных связях вовсе не заинтересована. Звучит прекрасно! Только вот не вполне соответствует объективной реальности.


Во-первых, стройную картину портит простой вопрос: с кем же, собственно, изменяют самцы, если каждая самка выбирает себе одного партнера и не разменивается на секс с кем попало?


Во-вторых, энергетический вклад самца в потомство тоже может быть вполне существенным. Для птиц совершенно типична ситуация, когда партнеры вместе строят гнездо, высиживают яйца и приносят еду. Для большинства видов млекопитающих прямая забота самца о потомстве не характерна, но он может, например, охранять территорию — и заодно всех самок, которых удалось на эту территорию привлечь, и всех рожденных ими детенышей (если есть основания надеяться, что это его детеныши). А если самка стремится получить от самцов не только генетический материал, но и помощь в выращивании потомства, то кто сказал, что она обязательно будет ограничиваться одним партнером для решения обеих задач?


И наконец, прямые наблюдения за животными показывают, что самки не так уж стремятся к верности. У одних видов, например у шимпанзе или кошек, процветает открытый промискуитет — беспорядочная смена партнеров. Другие, например гориллы или морские котики, формируют гаремы, в которых самец тратит массу сил на то, чтобы охранять своих самок и не подпускать к ним чужаков.


Это, впрочем, не очень помогает: как установил в 2007 году зоолог Джо Хоффман из Кембриджского университета, всего лишь 23 % детенышей в гареме морского котика принадлежат ему самому. Во всех остальных случаях самка уходит на расстояние до 35 м (значительное для тюленя на суше), чтобы спариться с кем-нибудь получше: все для фронта, все для победы, все для максимального генетического разнообразия популяции.


У моногамных видов, для которых характерна совместная забота о потомстве, самки намного чаще заводят детей от официального партнера, но все равно не ограничиваются им одним. Генетические исследования певчего воробья показали, что в результате внебрачных связей рождается примерно 28 % птенцов.



Для людей общепринятой оценки нет, потому что результаты исследований резко различаются в зависимости от способа выбора испытуемых. Если провести генетический анализ обычных семей, в которых мужья никогда не сомневались в своем отцовстве, то чужими окажутся примерно 2 % детей (разброс от 0,4 % в семьях религиозных евреев и до 11 % среди жителей города Мехико).


А вот если включить в статистику те пары, которые сами инициировали процесс установления отцовства — например, чтобы решить вопрос об алиментах, — то выяснится, что от любовников рождены чуть ли не 30 % детей (в России, Англии и Финляндии всего по 15 %, зато в США и Италии — больше 40 %). Так что вывод простой и приятный: если вы не сомневаетесь, что ребенок ваш, значит, скорее всего, так и есть.


Вообще чем больше проводится генетических исследований, тем аккуратнее ученые используют в своих текстах слово «моногамия». Все чаще к нему добавляют определение «социальная» — то есть вид да, образует устойчивые пары, самец и самка вместе заботятся о потомстве, но при этом совершенно не обязательно все дети в семье зачаты от постоянного партнера и совершенно не обязательно все его дети растут именно в этой семье.


Лебединая верность — прекрасный миф, но почти в каждом втором выводке у этих птиц есть хотя бы один птенец, зачатый от постороннего самца. Или взять степных полевок, любимейший всеми биологами пример моногамии: в лабораторных наблюдениях каждая полевка проводит большую часть времени около своего партнера и очень редко приближается к другим самцам. Тем не менее, когда самок, обвешанных радиопередатчиками, выпускают на огороженный участок луга, где им могут встретиться несколько разных самцов, а потом исследуют их потомство, выясняется, что более чем в 20 % выводков присутствуют детеныши не только от основного партнера, но и от одного-двух посторонних самцов.


Концепция энергетического вклада в потомство вполне соответствует действительности, но из нее нельзя делать вывод о том, что существует какая-то склонность к полигамии у мужчин и одновременно — к моногамии у женщин. Изменяют все. Но из-за того, что потенциальные риски для женщины гораздо выше, чем для мужчины, она более придирчиво выбирает себе партнеров — а общество гораздо больше заинтересовано в том, чтобы этот выбор максимально ограничить и взять под контроль.


Здесь не обязательно даже приводить примеры из жизни людей. Английский антрополог Робин Данбар пересказывает в своей научно-популярной книге «Лабиринт случайных связей» трогательную историю из жизни гамадрилов, описанную зоологом Гансом Куммером.


Гамадрилы формируют гаремы: на одного самца приходится до пяти самок, он строго следит за ними и наказывает, если они отходят от него слишком далеко. Самка, за которой наблюдал Куммер, в течение 20 мин отходила от своей семьи мелкими шажками и в конце концов зашла за камень, где ее поджидал молодой самец из соседней семьи. Они начали заниматься грумингом — ласкать друг друга, перебирая шерсть и отыскивая паразитов, — но при этом самка старалась все время стоять за камнем так, чтобы ее голова была видна самцу-хозяину, кормившемуся неподалеку, и он не заподозрил ничего дурного.



Авторская статья




Лето — прекрасная пора, но это еще и время супружеских измен. Мужчину «посмотреть на сторону» провоцирует отъезд жены с детьми на дачу, женщину — отъезд бабушки с детьми на дачу, а мужа — в командировку. Считается, что мужчины изменяют чаще — мол, природа их такая, полигамная. Однако биология человека и животных подсказывает, что не все так однозначно. В научно-популярных текстах о взаимоотношениях полов почти всегда эксплуатируется концепция энергетического вклада в потомство. Идея простая: самка производит крупные яйцеклетки, ее организм обеспечивает зародыша питательными веществами, ей приходится высиживать яйца или кормить детеныша молоком и вообще заботиться о нем, пока он не станет самостоятельным. Жизнь самца гораздо проще: от него, по большому счету, требуется только сперматозоид, а дальше не его проблемы. Соответственно, и цена ошибки, то есть выбора неправильного партнера, для самца на много порядков ниже, чем для самки. Из этого обычно делается следующий прикладной вывод: самец заинтересован в том, чтобы оплодотворить как можно больше самок, в то время как самка стремится зачать детенышей от партнера с самыми лучшими генами, а в случайных связях вовсе не заинтересована. Звучит прекрасно! Только вот не вполне соответствует объективной реальности. Во-первых, стройную картину портит простой вопрос: с кем же, собственно, изменяют самцы, если каждая самка выбирает себе одного партнера и не разменивается на секс с кем попало? Во-вторых, энергетический вклад самца в потомство тоже может быть вполне существенным. Для птиц совершенно типична ситуация, когда партнеры вместе строят гнездо, высиживают яйца и приносят еду. Для большинства видов млекопитающих прямая забота самца о потомстве не характерна, но он может, например, охранять территорию — и заодно всех самок, которых удалось на эту территорию привлечь, и всех рожденных ими детенышей (если есть основания надеяться, что это его детеныши). А если самка стремится получить от самцов не только генетический материал, но и помощь в выращивании потомства, то кто сказал, что она обязательно будет ограничиваться одним партнером для решения обеих задач? И наконец, прямые наблюдения за животными показывают, что самки не так уж стремятся к верности. У одних видов, например у шимпанзе или кошек, процветает открытый промискуитет — беспорядочная смена партнеров. Другие, например гориллы или морские котики, формируют гаремы, в которых самец тратит массу сил на то, чтобы охранять своих самок и не подпускать к ним чужаков. Это, впрочем, не очень помогает: как установил в 2007 году зоолог Джо Хоффман из Кембриджского университета, всего лишь 23 % детенышей в гареме морского котика принадлежат ему самому. Во всех остальных случаях самка уходит на расстояние до 35 м (значительное для тюленя на суше), чтобы спариться с кем-нибудь получше: все для фронта, все для победы, все для максимального генетического разнообразия популяции. У моногамных видов, для которых характерна совместная забота о потомстве, самки намного чаще заводят детей от официального партнера, но все равно не ограничиваются им одним. Генетические исследования певчего воробья показали, что в результате внебрачных связей рождается примерно 28 % птенцов. Для людей общепринятой оценки нет, потому что результаты исследований резко различаются в зависимости от способа выбора испытуемых. Если провести генетический анализ обычных семей, в которых мужья никогда не сомневались в своем отцовстве, то чужими окажутся примерно 2 % детей (разброс от 0,4 % в семьях религиозных евреев и до 11 % среди жителей города Мехико). А вот если включить в статистику те пары, которые сами инициировали процесс установления отцовства — например, чтобы решить вопрос об алиментах, — то выяснится, что от любовников рождены чуть ли не 30 % детей (в России, Англии и Финляндии всего по 15 %, зато в США и Италии — больше 40 %). Так что вывод простой и приятный: если вы не сомневаетесь, что ребенок ваш, значит, скорее всего, так и есть. Вообще чем больше проводится генетических исследований, тем аккуратнее ученые используют в своих текстах слово «моногамия». Все чаще к нему добавляют определение «социальная» — то есть вид да, образует устойчивые пары, самец и самка вместе заботятся о потомстве, но при этом совершенно не обязательно все дети в семье зачаты от постоянного партнера и совершенно не обязательно все его дети растут именно в этой семье. Лебединая верность — прекрасный миф, но почти в каждом втором выводке у этих птиц есть хотя бы один птенец, зачатый от постороннего самца. Или взять степных полевок, любимейший всеми биологами пример моногамии: в лабораторных наблюдениях каждая полевка проводит большую часть времени около своего партнера и очень редко приближается к другим самцам. Тем не менее, когда самок, обвешанных радиопередатчиками, выпускают на огороженный участок луга, где им могут встретиться несколько разных самцов, а потом исследуют их потомство, выясняется, что более чем в 20 % выводков присутствуют детеныши не только от основного партнера, но и от одного-двух посторонних самцов. Концепция энергетического вклада в потомство вполне соответствует действительности, но из нее нельзя делать вывод о том, что существует какая-то склонность к полигамии у мужчин и одновременно — к моногамии у женщин. Изменяют все. Но из-за того, что потенциальные риски для женщины гораздо выше, чем для мужчины, она более придирчиво выбирает себе партнеров — а общество гораздо больше заинтересовано в том, чтобы этот выбор максимально ограничить и взять под контроль. Здесь не обязательно даже приводить примеры из жизни людей. Английский антрополог Робин Данбар пересказывает в своей научно-популярной книге «Лабиринт случайных связей» трогательную историю из жизни гамадрилов, описанную зоологом Гансом Куммером. Гамадрилы формируют гаремы: на одного самца приходится до пяти самок, он строго следит за ними и наказывает, если они отходят от него слишком далеко. Самка, за которой наблюдал Куммер, в течение 20 мин отходила от своей семьи мелкими шажками и в конце концов зашла за камень, где ее поджидал молодой самец из соседней семьи. Они начали заниматься грумингом — ласкать друг друга, перебирая шерсть и отыскивая паразитов, — но при этом самка старалась все время стоять за камнем так, чтобы ее голова была видна самцу-хозяину, кормившемуся неподалеку, и он не заподозрил ничего дурного. Авторская статья
→ 


Другие новости.



Мы в Яндекс.Дзен


Новости по теме.




Добавить комментарий

добавить комментарий

Поисовые статьи дня.

Top.Mail.Ru