Церковная зрелость чувствительна к Пасхе.Церковная юность восприимчива к посту. Пост начинается с подготовительных недель. Первая из них – неделя о мытаре и фарисее. Это название славянское, и об этом следует помнить, чтобы не «сесть в калошу». «Неделя» – по-славянски это не наша семидневка, а всего лишь воскресный день, один единственный день недели. А цикл из семи дней по-церковному называется «седмицей». Таким образом, «неделя о мытаре и фарисее» это воскресный день, которым открывается «сезон поста», точнее подготовительных недель к Великому посту. Таким образом, «сезон поста» наступает за три недели и за три воскресенья до начала Великого поста. Выражаясь церковным наречием, постное время начинается за три седмицы и за четыре недели до наступления самого поста. По-русски, до поста три недели, по-славянски, четыре. Легко запутаться, если не напоминать себе, на каком языке сейчас говоришь. Фраза «неделя о мытаре и фарисее» сама по себе является сокращением более полного названия, которое можно было бы перевести так: «воскресный день, в который читается притча из евангелия от Луки о мытаре и фарисее». Именно так раскрывается название и других пред-постных недель: о блудном сыне, о Страшном суде. И не только постных, но и пасхальных воскресений: неделя о Фоме, о самарянке, о расслабленном, о слепом. Это значит, что евангельский текст становится предметом всецерковного размышления на целое воскресенье, а иногда и на всю седмицу. При чём же тут церковная зрелость, упомянутая вначале? А при том, что неделей о мытаре и фарисее хорошо проверять свои религиозные эмоции. Один человек, услыхав о мытаре и фарисее, почувствует «дыхание поста», другой – «дыхание Пасхи». И тот и другой – оба правы. Но последний «пойдёт в свой дом более оправданным». Первое из подготовительных воскресений, действительно, «дышит постом», и всё богослужение этого дня – «постообразное». И это воистину веселит и утешает душу церковного человека. Священники служат в красивейшем фиолетовом облачении – совсем как в воскресные дни Великого поста. В этот же цвет облачают Престол и Жертвенник в алтаре, аналои в храме, и вся церковь становится на один день строго-постной. Это только на один день. На одно воскресенье. В понедельник снова вернётся привычное «золотое» облачение. Но через неделю всё повторится снова. Пост наступает волнами. Первое пред-постное воскресенье – первый «прилив» постных смыслов. Лучше всего эти «приливы и отливы» чувствуются на клиросе. В субботу вечером, накануне «фарисейского воскресенья», на хоре появляется «грозная» книга Триодь Постная, которую не открывали целый год. Триодь – сборник песнопений богослужения постных и пасхальных дней. Именно в этой книге находятся бесценные сокровища церковной поэзии. Об этих сокровищах знают настоящие ценители церковного богослужения. Эти люди с восторгом ждут вечерней службы «фарисейского воскресенья», чтобы услышать первое в этом году «Покаяние». «Сезон поста» открывается именно «Покаянием». Так обычно называют три коротких покаянных молитвы, которые исполняются после чтения Евангелия и гимна «Воскресение Христово видевше». Перед первой поют «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу»: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче, утренюет бо дух мой ко храму святому Твоему, храм носяй телесный весь осквернен; но яко Щедр, очисти благоутробною Твоею милостию». Глагол «утреневати» довольно часто встречается в церковных текстах. Интуитивно мы его понимаем правильно: «что-то делать с самого раннего утра». Белорусы иногда говорят «подхватиться»: «с утра как подхватился, так до обеда даже и не присел». В русском язык есть старинный глагол «сумерничать». Это тоже что-то делать, но уже вечером, перед сном, в сумерках. Эти глаголы отвечают на вопрос не «что делать», а «когда делать», предпринять некий труд в лучах рассвета или при свете заката. «Утреневать», значит, усердствовать в каком-либо деле с самого раннего утра. Когда мироносицы пошли проведать своего убитого Учителя, они «подхватились» ни свет ни заря, в утренних сумерках пробирались к пасхальной пещере. Мироносицы утреневали ко гробу. Так и человек, «ужаленный» любовью к Богу, к подлинной чистоте и святости, не может дождаться утра, чтобы вдохнуть воздух молитвы, отдышаться в храме Божием, заразить этой чистотой и святостью храм своего тела, запущенный и осквернённый. После первого тропаря поётся «И ныне и присно и во веки веков. Аминь», и звучит богородичен, то есть молитва Богоматери, и в ней тоже – тоска о чистоте и святости: «На спасения стези настави мя, Богородице, студными бо окалях душу грехми и в лености все житие мое иждих; но Твоими молитвами избави мя от всякия нечистоты». Наши предки отличались прямотой и простотой нравов. Грязь называли грязью. Грех – грехом. Непопулярный глагол «окаляти» на русский перевести очень трудно не по причине богатства содержания, а из соображений деликатности. Однако именно это неделикатное слово будет звучать весь Великий пост, напоминая, чем грех «обогащает» нашу жизнь, как он «украшает» нашу душу. Пусть каждый переводит сам. «Множества содеянных мною лютых помышляя окаянный, трепещу страшнаго дне суднаго, но надеяся на милость благоутробия Твоего, яко Давид вопию Ти: помилуй мя, Боже, по велицей Твоей милости». Автор этих тропарей не известен. Молитвы очень древние. Хотя в Триодь Постную они попали только в XIV веке. Церковный человек привычен к таким текстам. Всё наше богослужение выткано сложным узором покаянных молитв. Вот мы и привыкли. Но ведь этими словами молится вся Церковь! Подумать только: эти молитвы звучат от лица каждого человека, молящегося в храме! Каждого! То есть, именно я утверждаю, что сделал множество лютых согрешений, «окалял» свою душу грехами, это именно мой храм тела – осквернён, именно я – загубил в лености свою жизнь, «окаянный» – это про меня. И я соглашусь. А вы? Вы тоже такой? А ваша жена? А ваша мама? Если мы поём в церкви все вместе эти тропари, значит, никто не смеет сказать: «за себя говори!» Подписываюсь под каждым словом? Ведь есть люди хорошие, праведные, благочестивые. Может быть, правильнее было бы молиться отдельно: вот – молитвы для грешников, а тут – молитвы для праведников. Ведь люди трудились, ограничивали себя, спасались, пока вот эти, которые плачут о своих реальных проступках, – и правильно делают, что плачут! – грешили, губили жизнь свою в страстях и похотях. Почему мы этими молитвами мажем всех одним миром? Пусть бы праведники благодарили Бога, а грешники в это время отдельно бы читали свои покаянные молитвы, например, у входа в храм, в особо отведённом месте. Зачем же людям благочестивым прикидываться кающимися? Мы ведь не грешили. По крайней мере, так, как этот… мытарь. Гордость – детский грех. Или подростковый? Чем отличается гордость от тщеславия? Гордый, возношаясь, непременно унижает ближнего. Тщеславный гордится бескорыстно и безобидно. Оба состояния – ненормальны. Это болезнь. Великий пост предваряется евангельской «профилактикой» гордости. Ведь притча о мытаре и фарисее очень проста, она даже начинается с простой подсказки: «Сказал же также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и унижали других, следующую притчу» (Лк 18:9). Слушая «Покаяние», мы молимся всей церковью, каемся всей церковью, добровольно принимаем себя в статусе грешников. Это всё про меня, Господи! И нет между нами разделения, потому что Пасха – для всех! Пасху нельзя получить для себя или для своих. Пасха – для всех! В чтении притчи о мытаре и фарисее предваряется пасхальная весть о том, что радости воскресения приобщится и тот, кто постился с первого часа, и тот, кто трудился с третьего, и тот, кто только в одиннадцатом часу пришёл ни в чём не получит ущерба. «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк 15:7). Почему так? Почему Бог всегда на стороне этих мытарей? Потому что Бог там, где есть нужда в милосердии. Он там, где больно, где страдание. Бог не отвергает молитвы праведного фарисея. Ведь всё, что он говорил Богу в своей молитве, – правда. Он ничего не приукрасил. Фарисей, на самом деле, был благочестивым человеком. Но Господь заметил именно мытаря. Кающегося мытаря. «Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк 18:14). Созерцать Пасху мы начинаем с притчи о мытаре и фарисее. Оба оказались в храме. Оба молились Богу. Оба были услышаны Богом. Христос пошёл на Крест и за праведников, и за грешников. Это мы так привыкли делить людей. Но перед Его Любовью мы все – лютые грешники, и нечем нам гордиться и искать особых молитв, особых мест, особого отношения. Пасха – для всех! Откровение о Пасхе начинается с того, что пасхальную трапезу, как и Трапезу Вечности мне, «праведнику», придётся делить вот с этим «грешником», потому что Пасха – для всех. Огонь справедливости и возмездия – не огонь Пасхи. Свет Пасхи – свет милосердия.