Почему Бога не видно? - «Стиль жизни»
Bush 13-ноя, 21:00 1 478 Я и Красота. / Новинки.Каждый и каждая из нас является специалистом в какой-то области, и мы можем поделиться своим опытом и ощущениями с другими. Мало того, мы просто обязаны это сделать потому, что в природе действует очень простой закон «чем больше отдаешь, тем больше получаешь»..... |
Меня с детства занимал вопрос – «Почему Бога не видно?» Почему нельзя с Ним поговорить так же, как с любым человеком? Потрогать Его, чтобы ощутить Его реальность в полной мере? Ведь именно ощущения реальности и недостает, когда слышишь многочисленные рассказы о Боге от других людей. Отсутствие ответа подрывало мою веру в Бога, и как я теперь понимаю, не случайно.
Однажды в храме я пожаловался на исповеди на свое маловерие и посетовал, что не живу в те времена, когда Господь ходил по земле, чтобы мне Его увидеть. На что батюшка справедливо заметил, что я увидел бы человека. Поэтому простое зрение вряд ли мне помогло бы. Для того, чтобы увидеть Бога, нужно что-то еще. Так что же?
С самого начала необходимо определиться с тем, что для нас означает слово «видеть». Под зрением я понимаю восприятие, которое наравне с другими нашими чувствами рождает ощущение, которое интерпретируется эмоционально и логически. К примеру, я вижу (ощущаю) красивое (ассоциативная эмоция) дерево (осмысленный образ). Основной смысл этого разбора в том, что интерпретация является неотъемлемой частью акта зрения. И даже при отсутствии физиологических препятствий искажение интерпретации приводит к ослаблению зрения (полное отсутствие интерпретации означает слепоту).
Из этого примера можно сделать вывод, что если с органами восприятия у нас все в порядке, а Бога мы не видим, значит, страдает «логика» нашего зрения. Здесь уместно вспомнить текст Священного Писания: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8). Это констатация факта. Сердце интерпретирует наши ощущения. Чистота – правильность интерпретации не менее важна, чем чистота самого органа восприятия (в случае чувственного зрения – глаза).
Доброе восприятие окружающего – это то, что подчас привлекает в церковной среде, интуитивно представляясь верным. Большинство обсуждаемых в церкви вопросов касается исполнения евангельских заповедей, любви к ближнему. Этим духом невольно хочется проникнуться, не вникая даже в вопрос о реальности Бога – его источника. Но тут подстерегает соблазн. Отказ от вопроса вместо поиска ответа на него – это лукавство. Думая, что для других этот вопрос не стоит, а значит, и тебе сомневаться не нужно, теряешь ту малую чистоту сердца, что имел в вопрошании, и слепнешь окончательно. На фоне внешнего благополучия естественный результат этой слепоты – еще большее сомнение в бытии Бога.
Выход я нашел в мысли, которая, как мне кажется, красной нитью пронизывает беседы митрополита Антония Сурожского, посвященные вопросу веры. Она состоит в том, что одним из важнейших аспектов на пути к вере является честное отношение к себе. Глубокое впечатление на меня произвели его последние беседы, изданные под заглавием «Уверенность в вещах невидимых». В них он открыто говорит не о своей непоколебимой вере в Бога, которую он не раз проявлял при других обстоятельствах, а о своих сомнениях. Предельно честно.
Не могу не вспомнить то удивление и радость, которая выразилась у меня в простой мысли, что оказывается, я не один чего-то не понимаю. Сам владыка в чем-то сомневается и ищет ответы! Причем какие-то вопросы так и остались для него неразрешенными. И он это не скрывает. Наоборот, он призывает предельно честно относиться к себе и своему опыту. Так, в молитве он на первое место ставит именно искренность. В одной из бесед он говорит: «Есть вещи, которые мы не можем повторить за святым искренне, и тогда нам нужно честно обратиться к Богу и сказать: «Господи, этот святой… знал: то, что он говорит, – истинно. Я этого не знаю». Порой будет лучше, если мы скажем: «Я не могу произнести эти слова, потому что в моих устах это прозвучит ложью». Порой можно сказать Богу: «Я прочитаю эти слова, потому что верю: в них содержится истина и, быть может, они дойдут до меня и преобразят меня внутренне». Но мы не можем читать их просто потому, что они написаны».
Последняя фраза в определенном смысле преобразила мое мировоззрение. Для меня это означало, что надо не молча, автоматически воспринимать все, что мы слышим в церкви, поскольку это произнесено с амвона (а следовательно, истинно), но, наоборот, предельно внимательно относиться к тому, что говорится и что это для нас означает. Святому праведному Алексею Мечеву принадлежат слова, созвучные этой мысли: «Чем больше человек вдумывается во все, тем ближе он к Господу».
Еще один вывод, который я тогда сделал, заключался в том, что поиск Бога – это нормально. Бог бесконечно больше человека и попытка к Нему приблизиться длится всю жизнь. И как раз остановка этого поиска должна вызывать тревогу, а честное непонимание или незнание перед Богом – показатель духовного здоровья.
В этом опыте, на мой взгляд, я уловил одно из правил христианской жизни. Нельзя уходить от вопроса, который жизнь (а на самом деле Бог) ставит перед тобой. Он для тебя нужен. И если ты пока не видишь ответа, значит, надо потрудиться найти его.
Например, для кого-то это может быть вопрос: «Как прощать ближнего?». Можно, конечно, сказать себе – «Раз сказано прощать, буду просто прощать», и попытаться выкинуть его из головы. Но если он не уходит и прощать не получается, значит, твоя мера другая, и надо все же еще поискать. И окажется, что за «прощать» порой стоит еще «оправдать». Что в самом обвинении ближнего чаще всего кроется несправедливое отношение к другому человеку и себялюбие, закрывающее от человека его собственные грехи. Что для того, чтобы прощать, надо постараться изменить себя не формально, поверхностно, чтобы соответствовать некоей норме, а в корне, бытийно.
А ведь глубокое, бытийное изменение души к Богу и есть самое главное движение человека на земле. Нельзя мимо этого проходить. Потому что по Преданию Господь сказал: «В чем Я найду вас, в том и буду судить». И еще: «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20). Значит, формального исполнения «нормы» недостаточно.
Но, возвращаясь к нашему вопросу, хочу вспомнить еще один удивительный отрывок одной из последних бесед владыки Антония. В нем он вспоминает, как его наставник, отец Афанасий, учил его молиться. Этот рассказ оставил у меня впечатление описания реального способа встречи с Богом. Причем одним из условий этой встречи было: «Не старайся ничего почувствовать». То есть не надо ничего себе воображать. «Тебе достаточно просто знать: Бог здесь». На мой взгляд, это еще один важнейший момент в контексте нашего вопроса. Именно экстраполяция своего опыта – замена реальных ощущений тем, что можно придумать исходя из нашего опыта, заграждает от нас реальность. Это еще один соблазн закрыть для себя вопрос, не прикладывая усилий к его решению.
Здесь важно понять, что если у тебя нет этого опыта, значит, те понятия, которыми ты обладаешь, не подходят. Например, если человек никогда не ел лайм, но ел лимон, то через лимон ему можно дать образ вкуса лайма. Однако, если после этого он станет буквально воображать себе вкус лайма через этот образ, то ошибется. Именно поэтому нельзя думать, что мы верно понимаем святых, когда читаем об опыте их богообщения. У нас просто нет для этого соответствующих понятий. К сожалению, эта ошибка часто со мной случалась, и я буквально понимал то, что слышал и читал, без рассуждения. В итоге я начинал относиться к Богу как к сказке. Это нередко заканчивалось кризисом отрицания Бога, после чего приходило понимание, что того бога, которого я отрицаю, действительно нет, Он – другой.
На этом фоне чрезвычайно важно хранить и ответственно относиться к тому малому реальному, выходящему за рамки нашей обыденности, опыту богопознания, который у нас есть. Это опыт ответа на наши молитвы, опыт таинств исповеди и причастия. Пусть он мал и трудноуловим, но он есть. Нельзя его игнорировать или насильно трактовать в рамках наших привычных понятий, просто потому, что так удобнее. Так наши суждения оказываются ложными.
Нельзя также думать, что если мы постоянно не переживаем близость Бога, значит, Его нет. Особенно, если это ощущение когда-то было. Ведь мы не перестаем верить в то, что однажды увидели, даже когда отворачиваемся и смотрим на что-то другое. Так же, когда мы поглощены мирскими заботами и не видим Бога, то это происходит потому, что мы «смотрим» в другую сторону.
В детстве для меня еще одним смущающим фактором было ощущение противоречия между наукой и религией. Только повзрослев, я понял некорректность этого противопоставления, и что даже в науке порой допускаются те же ошибки познания, о которых мы говорили выше. Речь идет об экстраполяции, которая может происходить не только в личных человеческих переживаниях, но и в сфере общечеловеческих знаний.
Проиллюстрировать это можно на следующих примерах. Так, до открытия квантовой теории и теории гравитации Эйнштейна люди экстраполировали законы ньютоновской механики на микромир и на космические масштабы. Однако оказалось, что те понятия, которые сформированы в нашей привычной среде, в масштабах метров – километров, не могут логично применяться за рамками этого диапазона. Действительно, тот факт, что импульс и координата квантового объекта микромира не могут быть точно измерены одновременно, в рамках механики Ньютона парадоксален. И только результаты экспериментов, однозначно подтверждающие квантовую теорию, заставляют нас мириться с этим абсурдом.
Несмотря на этот опыт, такая экстраполяция успешно повторяется и в других областях науки. Например, у многих не вызывает сомнений то, что если нам за годы удается производить селекцию пород, пользуясь широкими адаптационными свойствами живых организмов, это может быть легко обобщено на масштабы в несколько миллионов лет на эволюцию видов. Схожесть фаз развития живых существ как будто подтверждает эту мысль. Однако в отсутствие соответствующих экспериментальных данных превращение этой аргументированной гипотезы в парадигму свидетельствует о потере честности суждения. В результате мы получаем довольно странные выводы, основанные на домыслах, например, человек превращается в животное, мораль оказывается аспектом социальной жизни животного мира и так далее.
Потеряв здесь нравственную чуткость, мы теряем зрение и в дальнейших рассуждениях. Ответ на чисто философский (за отсутствием эксперимента) вопрос о том, чем является развитие жизни – проявлением заложенных потенций или самосозданием – будучи волюнтаристически решен в пользу последнего, начинает вдруг носить «научный» характер, приводя к «научному» атеизму.
Эти примеры показывают важность четкого понимания границ, в данном случае – границ научного знания. Наука – это логическое формулирование закономерностей, исходящее из результатов наблюдений. Поскольку наш опыт говорит о неизменности сформулированных законов, постольку наука обладает для нас предсказательной силой, в чем очевидно присутствует и аспект веры. В этом смысле наука и религия – разные области человеческого знания, которые принципиально не могут противопоставляться, поскольку они находятся как бы на разных уровнях.
В вопросе о видении Бога по аналогии важно правильно осознавать границы понятий, присущих человеческому миру. Действительно, то, что мы знаем о Боге, не укладывается в эти рамки. Например, догмат о Троице, постулат о том, что человек свободен, но при этом ничего не происходит без воли Бога. Ясно, что речь здесь не идет о «масштабе», как в вопросах науки.
На память приходит замечательный отрывок из книги Виктора Франкла «Человек в поисках смысла». Он писал, что свобода человека не может быть понята на уровне обусловленности его психики. Она лежит на другом, высшем уровне. В качестве аналогии он рассматривал проекции обычного стакана на двумерные плоскости. В зависимости от выбранной проекции, горизонтальной или вертикальной, мы получим круг или прямоугольник. Эти фигуры никак не сводятся одна к другой и в определенном смысле противоречат друг другу. То же утверждение, что стакан – открытая фигура, вообще невозможно получить из проекций, так как и круг, и прямоугольник – фигуры замкнутые.
На мой взгляд, этот пример может служить аналогией соотношения человеческого мира и Бога. То, что нам открывается о Боге в церкви – правда. Но эта правда о мире, включающем наш мир в себя и качественно большем его. Часть его нам пока недоступна. Поэтому когда из опыта людей, приблизившихся к Богу, мы узнаем, что Бог знает и прошлое, и настоящее, и будущее, это вовсе не значит, что все детерминировано. И не противоречит человеческой свободе. В наших понятиях это означает, что Бог существует в более высоком измерении и смотрит на наш мир как бы снаружи. И оттуда Он видит сразу все моменты бытия, поэтому для Него и «один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Пет. 3:8).
Именно идея замкнутости нашего мира тем, что доступно нашему восприятию, препятствует осознанию ощущения Бога. Противопоставить ей можно идею принципиальной открытости нашего мира по отношению к полноте всего существующего. Аналогию в науке здесь можно провести с общепринятым современным представлением о существовании черной материи, недоступной пока нашему наблюдению. Стоит, однако, помнить, что это образ. Мне думается, что наука, философия и религия оказываются гранями единого целого лишь в полноте знаний о мире.
Не стоит забывать, что и наше антропологическое восприятие Бога – условно. «Бог есть дух» (Ин. 4:24). И в этом плане нам должно быть еще сложнее Его увидеть, чем муравью увидеть человека и понять, что он видит. Да и сама попытка увидеть Его как нечто внешнее, объективировать Бога, ошибочна. Он есть везде, и в нас.
Последнее, на чем хотелось бы остановиться, это на субъективности нашего взгляда. С точки зрения психологии каждый человек живет в мире, который в определенном смысле придумал он сам. Этот мир может быть больше или меньше связан с реальностью. Потеря связи с реальностью называется психической болезнью. В то же время максимально полная связь с реальностью – это обожение, поскольку «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий» (Исх. 3:14).
Обожение – это то, что задано в качестве цели каждому человеку. Но видение настоящей реальности нам может быть просто непосильно. С этой реальностью нашего мира мы отчасти соприкасаемся в скорбях. Именно с этим может быть связано ощущение присутствия Божьего в нашей жизни, которое мы можем ощутить в трудные минуты, и которое подчас ускользает от нас в созданном нами субъективном мире благополучия.
Подводя краткий итог разбору поставленного вопроса, можно предположить, что путь к видению Бога – это честное отношение к себе и окружающему, осознание соотношения между собой и Богом, и деятельный поиск этого видения. Сказано: «Ищите и обрящете» (Мф. 7:7). Уверен, что как и все слова Евангелия, это просто констатация факта.Пожалуй, каждый верующий человек иногда испытывает сомнения, не находя ответа на логичные, казалось бы, вопросы о Боге. Что это – маловерие или, наоборот, путь к укреплению в вере? А может, вопросы просто неправильно поставлены? Размышлениями и опытом делится Игорь Соловьев. Меня с детства занимал вопрос – «Почему Бога не видно?» Почему нельзя с Ним поговорить так же, как с любым человеком? Потрогать Его, чтобы ощутить Его реальность в полной мере? Ведь именно ощущения реальности и недостает, когда слышишь многочисленные рассказы о Боге от других людей. Отсутствие ответа подрывало мою веру в Бога, и как я теперь понимаю, не случайно. Однажды в храме я пожаловался на исповеди на свое маловерие и посетовал, что не живу в те времена, когда Господь ходил по земле, чтобы мне Его увидеть. На что батюшка справедливо заметил, что я увидел бы человека. Поэтому простое зрение вряд ли мне помогло бы. Для того, чтобы увидеть Бога, нужно что-то еще. Так что же? С самого начала необходимо определиться с тем, что для нас означает слово «видеть». Под зрением я понимаю восприятие, которое наравне с другими нашими чувствами рождает ощущение, которое интерпретируется эмоционально и логически. К примеру, я вижу (ощущаю) красивое (ассоциативная эмоция) дерево (осмысленный образ). Основной смысл этого разбора в том, что интерпретация является неотъемлемой частью акта зрения. И даже при отсутствии физиологических препятствий искажение интерпретации приводит к ослаблению зрения (полное отсутствие интерпретации означает слепоту). Из этого примера можно сделать вывод, что если с органами восприятия у нас все в порядке, а Бога мы не видим, значит, страдает «логика» нашего зрения. Здесь уместно вспомнить текст Священного Писания: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8). Это констатация факта. Сердце интерпретирует наши ощущения. Чистота – правильность интерпретации не менее важна, чем чистота самого органа восприятия (в случае чувственного зрения – глаза). Доброе восприятие окружающего – это то, что подчас привлекает в церковной среде, интуитивно представляясь верным. Большинство обсуждаемых в церкви вопросов касается исполнения евангельских заповедей, любви к ближнему. Этим духом невольно хочется проникнуться, не вникая даже в вопрос о реальности Бога – его источника. Но тут подстерегает соблазн. Отказ от вопроса вместо поиска ответа на него – это лукавство. Думая, что для других этот вопрос не стоит, а значит, и тебе сомневаться не нужно, теряешь ту малую чистоту сердца, что имел в вопрошании, и слепнешь окончательно. На фоне внешнего благополучия естественный результат этой слепоты – еще большее сомнение в бытии Бога. Выход я нашел в мысли, которая, как мне кажется, красной нитью пронизывает беседы митрополита Антония Сурожского, посвященные вопросу веры. Она состоит в том, что одним из важнейших аспектов на пути к вере является честное отношение к себе. Глубокое впечатление на меня произвели его последние беседы, изданные под заглавием «Уверенность в вещах невидимых». В них он открыто говорит не о своей непоколебимой вере в Бога, которую он не раз проявлял при других обстоятельствах, а о своих сомнениях. Предельно честно. Не могу не вспомнить то удивление и радость, которая выразилась у меня в простой мысли, что оказывается, я не один чего-то не понимаю. Сам владыка в чем-то сомневается и ищет ответы! Причем какие-то вопросы так и остались для него неразрешенными. И он это не скрывает. Наоборот, он призывает предельно честно относиться к себе и своему опыту. Так, в молитве он на первое место ставит именно искренность. В одной из бесед он говорит: «Есть вещи, которые мы не можем повторить за святым искренне, и тогда нам нужно честно обратиться к Богу и сказать: «Господи, этот святой… знал: то, что он говорит, – истинно. Я этого не знаю». Порой будет лучше, если мы скажем: «Я не могу произнести эти слова, потому что в моих устах это прозвучит ложью». Порой можно сказать Богу: «Я прочитаю эти слова, потому что верю: в них содержится истина и, быть может, они дойдут до меня и преобразят меня внутренне». Но мы не можем читать их просто потому, что они написаны». Последняя фраза в определенном смысле преобразила мое мировоззрение. Для меня это означало, что надо не молча, автоматически воспринимать все, что мы слышим в церкви, поскольку это произнесено с амвона (а следовательно, истинно), но, наоборот, предельно внимательно относиться к тому, что говорится и что это для нас означает. Святому праведному Алексею Мечеву принадлежат слова, созвучные этой мысли: «Чем больше человек вдумывается во все, тем ближе он к Господу». Еще один вывод, который я тогда сделал, заключался в том, что поиск Бога – это нормально. Бог бесконечно больше человека и попытка к Нему приблизиться длится всю жизнь. И как раз остановка этого поиска должна вызывать тревогу, а честное непонимание или незнание перед Богом – показатель духовного здоровья. В этом опыте, на мой взгляд, я уловил одно из правил христианской жизни. Нельзя уходить от вопроса, который жизнь (а на самом деле Бог) ставит перед тобой. Он для тебя нужен. И если ты пока не видишь ответа, значит, надо потрудиться найти его. Например, для кого-то это может быть вопрос: «Как прощать ближнего?». Можно, конечно, сказать себе – «Раз сказано прощать, буду просто прощать», и попытаться выкинуть его из головы. Но если он не уходит и прощать не получается, значит, твоя мера другая, и надо все же еще поискать. И окажется, что за «прощать» порой стоит еще «оправдать». Что в самом обвинении ближнего чаще всего кроется несправедливое отношение к другому человеку и себялюбие, закрывающее от человека его собственные грехи. Что для того, чтобы прощать, надо постараться изменить себя не формально, поверхностно, чтобы соответствовать некоей норме, а в корне, бытийно. А ведь глубокое, бытийное изменение души к Богу и есть самое главное движение человека на земле. Нельзя мимо этого проходить. Потому что по Преданию Господь сказал: «В чем Я найду вас, в том и буду судить». И еще: «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20). Значит, формального исполнения «нормы» недостаточно. Но, возвращаясь к нашему вопросу, хочу вспомнить еще один удивительный отрывок одной из последних бесед владыки Антония. В нем он вспоминает, как его наставник, отец Афанасий, учил его молиться. Этот рассказ оставил у меня впечатление описания реального способа встречи с Богом. Причем одним из условий этой встречи было: «Не старайся ничего почувствовать». То есть не надо ничего себе воображать. «Тебе достаточно просто знать: Бог здесь». На мой взгляд, это еще один важнейший момент в контексте нашего вопроса. Именно экстраполяция своего опыта – замена реальных ощущений тем, что можно придумать исходя из нашего опыта, заграждает от нас реальность. Это еще один соблазн закрыть для себя вопрос, не прикладывая усилий к его решению. Здесь важно понять, что если у тебя нет этого опыта, значит, те понятия, которыми ты обладаешь, не подходят. Например, если человек никогда не ел лайм, но ел лимон, то через лимон ему можно дать образ вкуса лайма. Однако, если после этого он станет буквально воображать себе вкус лайма через этот образ, то ошибется. Именно поэтому нельзя думать, что мы верно понимаем святых, когда читаем об опыте их богообщения. У нас просто нет для этого соответствующих понятий. К сожалению, эта ошибка часто со мной случалась, и я буквально понимал то, что слышал и читал, без рассуждения. В итоге я начинал относиться к Богу как к сказке. Это нередко заканчивалось кризисом отрицания Бога, после чего приходило понимание, что того бога, которого я отрицаю, действительно нет, Он – другой. На этом фоне чрезвычайно важно хранить и ответственно относиться к тому малому реальному, выходящему за рамки нашей обыденности, опыту богопознания, который у нас есть. Это опыт ответа на наши молитвы, опыт таинств исповеди и причастия. Пусть он мал и трудноуловим, но он есть. Нельзя его игнорировать или насильно трактовать в рамках наших привычных понятий, просто потому, что так удобнее. Так наши суждения оказываются ложными. Нельзя также думать, что если мы постоянно не переживаем близость Бога, значит, Его нет. Особенно, если это ощущение когда-то было. Ведь мы не перестаем верить в то, что однажды увидели, даже когда отворачиваемся и смотрим на что-то другое. Так же, когда мы поглощены мирскими заботами и не видим Бога, то это происходит потому, что мы «смотрим» в другую сторону. В детстве для меня еще одним смущающим фактором было ощущение противоречия между наукой и религией. Только повзрослев, я понял некорректность этого противопоставления, и что даже в науке порой допускаются те же ошибки познания, о которых мы говорили выше. Речь идет об экстраполяции, которая может происходить не только в личных человеческих переживаниях, но и в сфере общечеловеческих знаний. Проиллюстрировать это можно на следующих примерах. Так, до открытия квантовой теории и теории гравитации Эйнштейна люди экстраполировали законы ньютоновской механики на микромир и на космические масштабы. Однако оказалось, что те понятия, которые сформированы в нашей привычной среде, в масштабах метров – километров, не могут логично применяться за рамками этого диапазона. Действительно, тот факт, что импульс и координата квантового объекта микромира не могут быть точно измерены одновременно, в рамках механики Ньютона парадоксален. И только результаты экспериментов, однозначно подтверждающие квантовую теорию, заставляют нас мириться с этим абсурдом. Несмотря на этот опыт, такая экстраполяция успешно повторяется и в других областях науки. Например, у многих не вызывает сомнений то, что если нам за годы удается производить селекцию пород, пользуясь широкими адаптационными свойствами живых организмов, это может быть легко обобщено на масштабы в несколько миллионов лет на эволюцию видов. Схожесть фаз развития живых существ как будто подтверждает эту мысль. Однако в отсутствие соответствующих экспериментальных