Это случилось даже несмотря на то, что рекордный ежедневный прирост новых выявленных случаев время от времени продолжается. И даже при таком рекордном приросте новых случаев число ежедневных смертей от «короны» в мире сейчас в два-два с половиной раза меньше, чем на пике смертности. То есть, вирус неуклонно и безоговорочно слабеет с каждым днем. Чем больше заражает, тем меньше убивает.

В конце марта вирус убивал в мире 22 человек в каждых ста закончившихся случаях болезни. В начале июня он убивает примерно 11 человек в каждых ста закончившихся случаях, которых теперь в десятки раз больше. И с каждым днем эта пропорция смертей неуклонно будет уменьшаться: так происходит в течение всего хода пандемии. .

По всем публично известным пока подсчетам вирусологов в разных странах, COVID-19 будет иметь летальность на уровне или чуть больше тяжелого сезонного гриппа — от 0,26% до 0,37%.

Мир потихоньку открывается, хотя пандемия далека от завершения, ни вакцины, ни лекарства от болезни пока нет, шанс заразиться и умереть по-прежнему есть у каждого из нас, а чувство страшной угрозы не отпускает до конца ни власти, ни большинство населения разных стран планеты.

8 июня собирался начать выходить из карантина штат Нью-Йорк, главный мировой очаг заражений и смертей на данный момент. Впрочем, там теперь главная проблема не карантин, а массовые беспорядки и комендантский час введен уже не из-за вируса. К нам вернулись или вернутся в ближайшие дни почти все европейские футбольные чемпионаты. 19 июня возобновится и чемпионат России по футболу, причем даже вроде бы со зрителями: их пока должно быть не больше 10% вместимости каждого стадиона.

Государства также начинают постепенно открывать границы, некоторые даже надеются на какой-то летний туризм. Повсюду возобновляют работу закрытые предприятия сферы услуг – с различными санитарными ограничениями. Хотя новые заражения по-прежнему выявляются практически везде и это естественный неостановимый ход вещей.

Переводить дух, несомненно, еще рано. Но подключать сознание, чтобы осмыслить происходящее со всеми нами в последние три-четыре месяца, кажется, уже пора.

Пейзаж — еще не после, а в разгаре битвы — выглядит так. Из 10 стран-лидеров по общему количеству заражений долгие жесткие карантины были или еще остаются в девяти. Из шести стран-лидеров по общему количеству смертей от вируса долгие карантины были или еще остаются в пяти странах. Список стран-лидеров по числу смертей от вируса на миллион популяции (это самый корректный способ подсчета при эпидемиях), не считая ушедшего далеко вперед от всех по этому показателю крошечного государства Сан-Марино, возглавляют Бельгия, Испания, Великобритания, Италия, где были и частично остаются долгие жесткие карантины. В США самая высокая доля и количество смертей (доля вообще выше, чем в любой из стран мира) в сидящем на карантине более двух месяцев штате Нью-Йорк.

Аргумент «если бы не жесткие долгие карантины, было еще хуже» не подтверждается доступной нам официальной статистикой. В частности, Швеция и Япония, где тотального запрета выходить из дома и закрытия почти всей экономики не было, не лидируют ни по одному из эпидемических показателей. При этом, они, как и страны с долгими карантинами, добились двух главных результатов, ради которых вводились эти беспрецедентные в мировой истории ограничения: снизили нагрузку на больницы до приемлемой, то есть могут пытаться лечить всех тяжелых больных, и добились устойчивого коэффициента заражения ниже 1. Причем времени на достижение этих показателей у них ушло не больше, чем у карантинных держав, возглавляющих списки смертей и выявленных (реальных везде явно в десятки раз больше) заражений.

Если Белоруссию, которая без карантина тоже далеко не мировой лидер по размаху и последствиям эпидемии, еще можно заподозрить в фальсификации статистики, то Швецию с Японией — едва ли. При этом ни карантины разной степени жесткости, ни их отсутствие не решили главной проблемы: ни в одной стране мира не могут быть уверены, что у них больше не будет смертей и заражений.

Пока публично бесполезность карантина признали власти только одной страны мира, которая пошла на такие меры — Норвегии. При этом так или иначе постепенно снимают или ослабляют ограничения при сохранении новых заражений и смертей от коронавируса практически все государства. Просто потому, что долго так жить нельзя — ни в экономическом, ни в социальном, ни в бытовом, ни в психиатрическом смысле.

Уже нет смысла обсуждать эффективность способов борьбы с пандемией, которые избрали разные государства — что сделано, то сделано. Очевидно одно: вирус пока и не думает отступать количественно, постепенно угасая и уживаясь с человеческой популяцией качественно. Но сколько продлится этот процесс и как именно завершится, людям по-прежнему остается только гадать.

Главный урок, который мы продолжаем получать на своей шкуре с помощью COVID-19, состоит в том, что каждая человеческая жизнь критически зависима от сложного баланса между безопасностью и свободой на уровне государства, общества и самого человека. И что безопасность не в состоянии полностью заменить свободу без трагических последствий как для свободы, так и для самой безопасности.

Чтобы обеспечить людям реальную безопасность, государственные чиновники, принимающие судьбоносные решения, прежде всего, должны адекватно оценивать опасность, от которой нас собираются защищать. (Если мы априори исходим из того, что руководителя государств реагировали на вирус именно так ради безопасности людей, а не по другим причинам: например, из страха быть обвиненными в бездействии).

Но одной адекватной оценки конкретной опасности мало. Важно еще, во-первых, соотнести эту опасность с другими опасностями, которые никуда не исчезли и продолжают угрожать жизни и здоровью людей. И, во-вторых, всегда необходимо сопоставлять возможные последствия своих мер с той опасностью, с которой вы боретесь.

Борьба за безопасность людей по любой причине не должна делать нашу жизнь в целом опаснее. И уж точно меры безопасности гарантированно не должны угрожать людям сильнее, чем то, от чего вы их спасаете.

У любых экстраординарных мер по обеспечению безопасности должны быть четкая понятная людям цель, разумные сроки применения ограничений и соразмерность этих ограничений здравому смыслу. Запугивание и кары—точно не лучший способ заставить людей осознать опасность и безропотно подчиниться ограничениям свобод.

Безопасность должна быть основана на честной достоверной полной информации и постоянном уважительном диалоге государства с людьми. Людям надо объяснять—причем доказательно и убедительно, почему важно то или иное ограничение.

Если вам постоянно угрожают или врут, довольно трудно поверить, что власть на самом деле заботится о вашей жизни.

Есть еще две важные вещи, которые мы должны предельно жестко уяснить себе, чтобы не повторять трагических ошибок эпохи борьбы с пандемией, даже не представляя себе сейчас, как и когда она закончится.

Первое. Государство не имеет и не должно иметь ни при каких условиях абсолютной монополии на обеспечение безопасности человека.

Реальной безопасности при пандемии – как и во всех остальных из ряда вон выходящих случаях, можно достичь только солидарными усилиями государства, общества и каждого человека. Государство не может и не должно нести единоличной ответственности за здоровье человека. Это зона ответственности и самого человека, а также общества в целом, если вводятся некие коллективные правила безопасности. Люди должны осознавать, что помогают и себе, и другим. Без этого осознания ничего не получится. А вот за возможность человека работать и зарабатывать государство отвечает единолично. Оно обязано гарантировать человеку такую возможность.

Опять же, важно не забывать, что абсолютная личная безопасность возможна только на кладбище. Жить вообще опасно на том простом основании, что еще никому не удавалось не умереть. «Жизнь коротка и печальна. Ты заметил, чем она вообще кончается?, — как говорил Иосиф Бродский, если верить книге Сергея Довлатова «Соло на IBM».

Второе. Свобода всегда важнее безопасности. Безопасность всегда форма, а не содержание. Не цель, а средство обеспечения максимально возможной свободы жизни каждого человека и общества в целом.

Главная проблема, которую с жуткой наглядностью обнажила борьба с вирусом, заключается в том, что ради борьбы за жизнь человека подавляющее большинство государств планеты, независимо от политического строя и культурных кодов, на неопределенное время решило уничтожить практически все, что составляет саму суть и ценность этой жизни.

Зачем вообще жить, если вы не можете нормально дышать, гулять, заниматься сексом и спортом, обниматься и целоваться, свободно перемещаться в пространстве, не отчитываясь государству о каждом своем чихе через какое-нибудь навороченное мобильное приложение?

Счастье, что пока не доказана способность «короны» передаваться половым путем. Иначе бы мудрые политики во всем мире запретили секс, и человечество просто вымерло естественным путем, соблюдая эти правила. Или остались бы только рожденные в пробирках мутанты. Разумеется, все это подавалось бы политиками во всем мире как самоотверженная борьба за нашу безопасность. «Для вас же стараемся, а вы не цените!»

Собственно, снимать ограничения повсюду, хотя вирус и не думает отступать, приходится не только потому, что без экономики просто не хватит денег даже на лечение тяжелых больных одной болезнью, хотя при нас остаются гораздо более страшные и смертельные недуги. Но еще и потому, что никакая безопасность в определенный момент не будет значить для большинства людей ровным счетом ничего, если им все равно не дают нормально жить. Бояться неограниченное время одной опасности человек не может физиологически. В какой-то момент сам этот страх делает жизнь совершенно бессмысленной, а смерть — безразличной.

Никакая борьба за безопасность не должна делать жизнь людей не слишком отличающейся по степени привлекательности от смерти.

Свобода — не данные нам извне права человека, а сама суть, естественная «среда обитания» всякой нормальной человеческой жизни. Мы рождены, чтобы жить в свободе. Суть нашей жизни — свобода выбора профессии, места жительства, сексуальной и политической ориентации, возможности проводить время. Эта свобода, безусловно, должна быть ограничена и ограничивается законом, если прямо вредит жизни и здоровью других людей. Но мы сами тоже должны иметь право и возможность ограничивать свою личную свободу. Иначе мы перестанем быть людьми.

Нет большей опасности для мира, чем нехватка свободы. Дефицит свободы — экономической, политической, социальной — опаснее и убийственнее любого вируса.

Пандемия крайне опасно нарушила сложный баланс между свободой и безопасностью в мировом масштабе в сторону безопасности. Если в ближайшие месяцы мы не начнем восстанавливать этот баланс, не вернемся к полноценной нормальной жизни, значит вирус победил. И тогда нас даже не будет особо жалко.

Семен Новопрудский Журналист