Накопилось

Трудности у Италии начались еще в прошлом веке. С конца 1980-х годов государственный долг не опускался ниже 90 процентов ВВП, что считается крайне высоким показателем. В Пакте стабильности и роста от 1997 года, который выполняет роль единых правил для стран Евросоюза, прописан максимальный уровень в 60 процентов. По состоянию на ноябрь 2018-го итальянский госдолг равняется 131,8 процента от ВВП (для сравнения, пресловутый госдолг США — «всего» 105,4 процента, России — 12,6 процента).

Среди причин принято выделять слишком большую долю госсектора в экономике, высокий уровень коррупции, устаревшую инфраструктуру. Все это годами делало Италию непривлекательной для иностранных инвестиций. К тому же, в стране традиционно сильны профсоюзы, отстаивающие права рабочих и требующие для них высоких зарплат, неконкурентных по сравнению со среднеевропейским уровнем. Из-за этого бизнес несет дополнительные издержки или же переносит производство в другие страны, оставляя соотечественников без рабочих мест. Сюда же можно добавить высокие налоги (совокупные 46 процентов против 41 в среднем по Евросоюзу) и неоправданно большие зарплаты госслужащих.

Проблемы похожи на те, с которыми сталкивалась Греция. И точно так же, как в случае с балканской страной, до поры до времени они почти не давали о себе знать. Правительство без труда занимало деньги на рынке и латало с их помощью дыры в бюджете. Но после глобального кризиса 2008-2009 годов делать это стало труднее: инвесторы предпочитали вкладываться в надежные бумаги стран с растущей экономикой, прежде всего, в казначейские облигации США. Доля иностранных держателей итальянских облигаций сократилась с 43 процентов в 2011 году до 33 в 2012-м.

Похожая ситуация сложилась в Японии (госдолг Токио в то время превышал 230 процентов от размера ВВП), но там основную массу инвесторов до недавнего времени составляли местные банки, распоряжающиеся значительными накоплениями граждан. Экономика Италии не могла похвастать таким количеством свободных денег, поэтому властям пришлось сократить заимствования, а значит, и расходы бюджета. Как следствие, с 2007 по 2016 год национальный ВВП снизился на десять процентов, а безработица достигла уровня в 13 процентов (среди молодежи — 40 процентов): компании не могли позволить себе нанимать новых работников.

На этом фоне впервые за несколько лет удалось добиться профицита счета текущих операций (разница между экспортом и импортом плюс чистый доход от зарубежных инвестиций). Однако объяснялось это не возросшим экспортом, а упавшими потребностями в импорте из-за общего спада в экономике. Досталось и банкам: к 2016 году они накопили низкокачественных активов на 200 миллиардов долларов. В основном это были кредиты, выданные ненадежным заемщикам, но свою роль сыграли и подешевевшие на рынке из-за массового оттока инвесторов гособлигации. Кредитные организации были вынуждены сокращать расходы, избавляясь от целых подразделений. В 2013 году правительство потратило 3,9 миллиарда евро на спасение одного из старейших банков мира — Monte dei Paschi di Siena (он перешел в собственность министерства финансов), четыре года спустя банкротство венецианских Veneto Banca и Banca Popolare di Vicenza обошлось уже в 17 миллиардов (большая часть пошла на выплаты вкладчикам).

При этом Италия могла рассчитывать только на свои силы: существующие в рамках Евросоюза фонды солидарности и взаимопомощи (в первую очередь, ESM — Европейский стабилизационный механизм), спасшие от краха Грецию, просто не потянули бы такие большие вливания. Если Афинам в свое время потребовалось 312 миллиардов евро за пять лет, то госдолг Рима с начала 2010-х не опускался ниже отметки в 1,6 триллиона. Правительство продолжало выпускать суверенные облигации, но большая часть привлеченных денег уходила на погашение старых обязательств (которые продолжали увеличиваться). Ситуацию мог изменить рост экономики, но в условиях высоких процентных ставок и банковского кризиса ждать его не приходилось.

Обещали исправиться

Все это прекрасно осознавал прежний кабинет министров во главе с премьером Паоло Джентилони. Составляя программу развития на 2018 год (все страны ЕС и еврозоны обязаны ежегодно согласовывать ее с Еврокомиссией), власти предусмотрели целый ряд мер по приведению бюджета в относительный порядок. Они разительно отличались от тех, что применялись в свое время к Греции. От Афин Брюссель требовал радикального сокращения государственных трат, что было чревато усилением стагнации: чем меньше денег оказывается в экономике, тем ниже спрос, а значит и подкрепленное им производство товаров и услуг. Риму же Еврокомиссия разрешила, наоборот, увеличить бюджетные инвестиции, но при условии, что они будут точечными и эффективными.

Тратиться можно главным образом на научные исследования, повышение конкурентоспособности бизнеса и на борьбу с бедностью, в том числе через повышение зарплат чиновников. Также в ЕС смирились с тем, что объявленное ранее (и даже закрепленное законом) повышение НДС так и не состоится (как минимум в ближайшие два года). Наконец, социальные взносы за молодых работников будут снижены вдвое — так предполагается стимулировать создание новых рабочих мест. Взамен европейские кураторы потребовали лучше собирать существующие налоги и отложить введение нового налога на малый бизнес: он должен был заменить прогрессивную шкалу (в интервале от 27 до 43 процентов) на единую ставку в 24 процента.

Чиновники признавали, что поначалу влияние на бюджет будет негативным, но надеялись, что в обозримом будущем грамотные вложения принесут свои плоды. В программе были заложены основные целевые показатели: дефицит бюджета не больше 0,8 процента ВВП к концу 2019 года (против 2,3 процента в 2017-м), снижение госдолга до 128 процентов ВВП (против 131,8 в 2017-м), экономический рост не меньше 1,4 процента в 2019-м и 1,2 процента в 2021-м (после 1,5 процента в 2017-м).

Сложный выбор

Не учли авторы только то, что программа стала последней для уходящего правительства Джентилони. 4 марта в Италии прошли парламентские выборы, победу на которых одержали откровенно популистские силы: движение «Пять звезд», основанное комиком Беппе Грилло, и партия «Лига Севера», объединившаяся в коалицию с тремя союзниками, в том числе с партией «Вперед, Италия» бывшего премьера Сильвио Берлускони. Из-за своей репутации ультраправых националистов лидеры «Лиги Севера» незадолго до голосования сменили название, сократив его до просто «Лиги» (слово «Север» отсылало к более экономически развитым северным регионам Италии, добивающимся независимости). Выборы получились самыми скандальными в новейшей истории страны. Политологи отмечали усталость избирателей от традиционных кандидатов и их готовность проголосовать за любого, кто пообещает радикальные перемены и избавление от экономических проблем.

В итоге явного победителя не оказалось: «Пять звезд» набрали наибольшее количество голосов среди партий, но их обошла правоцентристская коалиция. Первым досталось 265 из 630 мест в нижней Палате депутатов и 137 из 315 в Сенате, вторым — 227 и 112 соответственно. Но главные трудности начались уже после объявления результатов. Коалиция, не сумев договориться, распалась, на смену ей пришла другая — в составе «Пяти звезд» и «Лиги». Между ее участниками тоже имелось достаточно противоречий (к примеру, «Пять звезд» выступают с левых позиций), но они смогли заключить «контракт на формирование правительства перемен» и оперативно написать программу.

В ней не нашлось места евроскептицизму, характерному для обеих партий, зато оказалось достаточно громких лозунгов. Итальянцам пообещали плоскую шкалу подоходного налога со ставкой 23 процента для всех (вместо нынешней прогрессивной со ставками от 23 до 43 процентов), безусловный доход в 780 евро на человека в месяц и отмену проведенной в 2011 году пенсионной реформы. Она предусматривала постепенное повышение пенсионного возраста до семидесяти с половиной лет, заменить ее предлагается «лимитом ста». Согласно ему, любой итальянец может рассчитывать на пенсию, если его возраст и рабочий стаж в сумме дают сто. Также новые партнеры заявили о намерении бороться за отмену санкций против России, которую они называют одним из главных союзников своей страны.

Лидеры «Пяти звезд» и «Лиги» Луиджи Ди Майо и Маттео Сальвини представили на утверждение президенту Серджо Маттарелле состав правительства, но главу государства не устроила кандидатура министра экономики Паоло Савоны, предлагавшего выйти из еврозоны. Стране всерьез грозили перевыборы, противники президента грозились импичментом, но к концу мая удалось найти компромиссный вариант, который в итоге утвердил Маттарелла. Бунтаря Савону передвинули на место министра без портфеля по европейским делам, Ди Майо и Сальвини стали вице-премьерами, а кресло премьера занял адвокат Джузеппе Конте, не имеющий никакого политического опыта. На процедуре утверждения правительства в Сенате он ссылался на классиков русской литературы, оправдывая собственные взгляды: «Если под "популизмом" мы понимаем стремление правящего класса прислушиваться к нуждам людей (я оттолкнусь здесь от размышлений Достоевского о творчестве Пушкина), а под "антисистемой" — стремление к созданию новой системы, которая отменяет старые привилегии… Что ж, тогда можно принять оба эти термина».

Кризис продлился больше трех месяцев и из политической плоскости перекинулся на экономическую: инвесторы начали продавать итальянские гособлигации, из-за чего они резко подешевели, а спред (разница) их доходности в сравнении с немецкими вырос с 1,7 до 3,2 процентных пункта. Обслуживание госдолга еще больше подорожало, в то время как предполагаемые траты на выполнение обещаний нового правительства, по оценкам экономистов, превысили сто миллиардов евро (которые при дефицитном бюджете пришлось бы занимать).

Вырыли яму

В середине октября пришло время согласовывать бюджет на будущий год с европейскими властями. Проект документа отправили в Еврокомиссию, после чего выяснилось, что в нем заложены дополнительные расходы на 37 миллиардов евро (только 15 миллиардов из них компенсированы сокращением других издержек). Дефицит бюджета запланирован на уровне 2,4 процента ВВП вместо 0,8 процента, прописанного в программе стабильности. Таким образом, об обещанном прежним правительством сокращении госдолга речи не идет. Еврокомиссии проект бюджета не понравился, и она отправила его обратно для исправления. Ответ Рима должен был быть готов к 14 ноября, но вместо этого правительство Конте заявило, что не будет ничего менять.

Спустя неделю документ был окончательно отклонен, и ситуация зашла в тупик. Обе стороны собираются стоять на своем, при этом власти ЕС толком не знают, что делать дальше. В союзных законах прописана возможность наложить санкции в размере 0,2 процента от ВВП (в случае Италии это 3,4 миллиарда евро), но проблема в том, что для этого нужно пройти определенную процедуру, которая до сих пор не имела прецедентов. Вице-премьер Сальвини настаивает, что не пойдет на серьезные уступки, и грозится «восстанием 60 миллионов итальянцев». По опросам, 60 процентов жителей страны уверены, что Еврокомиссия действует не в их интересах (иначе считают только семь процентов).

По иронии судьбы, помочь своим соотечественникам не сможет даже президент Европейского центробанка (ЕЦБ) итальянец Марио Драги. С начала 2015 года его ведомство проводило политику количественного смягчения — выкупало гособлигации европейских стран, чтобы повысить их стоимость и снизить доходность, которая является ориентиром на долговом рынке. За четыре года на это было потрачено 2,6 триллиона евро (по 60 миллиардов ежемесячно), но к концу года программа будет свернута. Регулятор считает, что европейская экономика уже достаточно восстановилась от последствий кризиса десятилетней давности, и если не принять меры, ей может грозить устойчивая дефляция, что плохо скажется на спросе и, как следствие, на экономическом росте. Это значит, что теперь заимствования будут обходиться Риму еще дороже, и госдолг будет только нарастать.

Сейчас доходность десятилетних итальянских гособлигаций составляет 3,4 процента годовых, и она продолжает расти по мере того, как инвесторы по всему миру распродают свои бумаги. Ко всему прочему, в середине следующего года может быть повышена базовая ставка ЕЦБ, сейчас находящаяся на нулевом уровне.

Базовая ставка центрального банка определяет стоимость заимствований для банков в отдельной стране (или, как в случае с ЕЦБ, — для всей еврозоны). Кредитные организации берут в долг у регулятора для пополнения запасов наличности или в качестве альтернативы вкладам от населения и выдают из этих средств кредиты. Ставка для конечного заемщика будет больше на величину прибыли банка и повлияет на общий уровень ставок на долговом рынке, в том числе и по облигациям.

Ситуацию, в которой оказалась Италия, вовсю сравнивают с Грецией (хотя в Риме такие сравнения отвергают) с той лишь разницей, что на этот раз кризис вышел рукотворным. Страну называют новым эпицентром больших проблем для всей Европы. Залить их деньгами, как в начале десятилетия, не получится — слишком велик размер итальянской экономики: ВВП составляет 11 процентов от общеевропейского (в десять раз больше, чем у Греции).

Маттео Сальвини продолжает держать оборону, называя настоящими врагами Европы тех, кто «забаррикадировался в бункере Брюсселя». Противостояние набирает обороты, и аналитики уже говорят о панике на рынке. Она может распространиться далеко за пределы Италии, но в первую очередь затронет ее рядовых жителей, которые останутся без дешевых кредитов, надежных банков и рабочих мест, а значит, и без возможности платить налоги.

Алексей Афонский