Вопрос сохранения брака ради детей — из разряда вечных. Численность сторонников и противников искусственного сохранения колеблется от эпохи к эпохе. А наш колумнист Юлия Верклова полагает, что формулировку «ради детей» не следует понимать слишком буквально.Это действительно страшно Обычно дискуссии на эту тему крутятся вокруг двух антитез: «Ребенок должен расти в полной семье» и «Ребенок не должен жить в атмосфере постоянной вражды между родителями». В свете современных реалий последняя формулировка выглядит куда как солидней. Но почему ж тогда так страшно разводиться? А потому, давайте уж честно, что женщина, которой предстоит остаться одной с ребенком (при всей распространенности феминистических идей, расклад обычно именно такой), паникует и боится не справиться. И когда она говорит, что старается «сохранить семью ради детей», она думает не о каких-то там абстрактных идеях полной семьи. И даже не о том, что «зато он хороший отец» (хотя озвучивается часто именно это). Она думает о том, что дети часто болеют, а работодатели не любят матерей, сидящих на больничном. О том, что она сама может заболеть хотя бы банальным гриппом, — и кто тогда будет кормить и обнимать ребенка? И о том, что ее зарплаты на няню не хватит — и непонятно, кто присмотрит за ребенком, пока мама работает или хотя бы бегает в магазин. О том, что алиментов с мужа не выбьешь, зато на все перемещения с ребенком будет требоваться его согласие, и дети будут использоваться как рычаги давления. О том, что расстаться окончательно все равно не выйдет: бывший муж будет пользоваться родительскими правами, а значит, время от времени придется общаться — и ради чего тогда затевать весь процесс? И о том, в конце концов, что в одиночку отвечать за двоих страшно. Даже у вполне благополучных мужних жен с кучей нянюшек на подстраховке и то в порядке вещей послеродовая паника и депрессия. Чего уж говорить о женщине, которая сейчас решает, сможет ли вытянуть все свое счастье одна? В этом нет ничего стыдного: это действительно трудно и страшно. Моральные трудности Пока у вас нет детей, вопрос развода решается довольно просто: хорошо тебе с этим мужчиной — живи с ним, плохо — уходи от него. Возможно, после развода придется выйти на работу, переехать за МКАД и продать машину, но это все не жизнеугрожающие состояния. Иное дело — младенец на руках. Многие нарциссы и абьюзеры поначалу ведут себя вполне прилично, но только очень хотят ребенка. Прямо выпрашивают. Они знают, что только что родившая женщина нуждается в защите и не способна к самообороне. Когда я сообщила, что беременна, мой тогдашний муж, щедрый, заботливый, страстно мечтавший о наследнике и оплативший ради этого себе и мне все возможные медицинские обследования, вдруг в один момент перестал быть лапочкой: — Черт, — сказал он, скорчив брезгливую физиономию, — вот как раз сейчас это очень некстати! Я обалдела: — Ты же так хотел! — Хотел. Но сейчас не та ситуация в стране, чтобы детей рожать. Это был 2002 год, ничего особенного в стране не происходило. Дальше недовольство будущего отца росло как снежный ком и завершилось тем, что он забыл забрать меня из роддома. Не совсем забыл, конечно. Воспитательно-показательно — приехал не к двум часам, а к шести вечера. Предполагалось, что я буду с младенцем сидеть и ждать в холле роддома, пока не осознаю окончательно свою беспомощность и никчемность. Но за мной приехал брат и отвез нас с сыном к родителям. Так что мужу пришлось сделать крюк, из роддома заехать к моим и весь вечер изображать из себя счастливого заботливого отца. У кормящей женщины сознание затоплено окситоцином: я быстро убедила себя, что муж у меня хороший, я просто все неправильно поняла. И это западня: чем дольше ты остаешься во власти абьюзера, чем больше стараешься быть хорошей, тем меньше в тебе решимости и сил для побега и самостоятельного выживания. Ночами муж к ребенку не вставал: ему на работу, а я и днем могу поспать. По утрам он меня будил — готовить завтрак: ему же на работу. Почему-то перестал открывать дверь ключом и, придя с работы, непременно звонил долго и громко — ребенок просыпался, если спал, бросал грудь, если ел, и кричал. И в этом, конечно, была виновата я. Денег у меня не было совсем: «На что тебе тратить: ты же с ребенком сидишь?» Декретные выплаты я спускала на памперсы: муж считал, что одноразовые подгузники — это мой каприз, все нормальные матери стирают пеленки. Естественно, в таком состоянии легко приходишь к мысли, что в случае развода вы с ребенком просто умрете от голода: сейчас отец хоть еду в дом приносит, а без него не выжить. Я прекрасно понимаю, что мне много раз повезло. Во-первых, моя профессия позволяет работать на дистанции. Через пару недель после роддома я начала активно писать — и поняла, что по крайней мере на еду гонораров мне хватит. Во-вторых, у меня, несмотря на все старания мужа, сохранились прекрасные отношения с родителями и братом — мне просто было куда бежать. А в-третьих — бывают же такие совпадения! — в тот момент, когда я горестно размышляла о разводе, вдруг позвонила давняя знакомая и попросила помочь ей устроиться куда-нибудь няней. И я никогда не рискну осуждать тех, кто «сохраняет семью ради детей», и не считаю, что «раз не уходит, значит, ее все устраивает»: не всем так благоволят обстоятельства. И сила воли тут ни при чем совершенно. Финансовые трудности Когда я заикнулась о разводе, муж, как и следовало ожидать, намекнул, что без него нам не выжить. «Что ж, — сказал он солидно. — Это твое решение. Ты от меня денег не получишь. На ребенка начну выдавать после года — раньше ему не потребуется: ты же его грудью кормишь». Развод оформили с формулировкой «имущественных претензий друг к другу не имеют, согласие о содержании и воспитании ребенка достигнуто». После развода я выспалась впервые за три месяца. Через год я подала на алименты. И после постановления судьи даже получила два раза по две тысячи рублей. Еще через год я снова вышла замуж. Бывший настолько возмутился, что явился лично сообщить, что алиментов больше не будет. Ну и что, что и так не было. Могли быть. А теперь — фиг! Зато он стал регулярно требовать встреч с ребенком. Ну, как регулярно. Приходил два дня подряд, обещал вернуться «завтра» и исчезал на три месяца — сын скучал, волновался, требовал папу. Я, как дура (тогда это было модно), культивировала образ любящего, но просто сильно занятого отца, малышу предписывалось называть моего нового мужа строго по имени. А старый муж тем временем не давал разрешения не то что на выезд к морю, но даже и на оформление загранпаспорта ребенку. И однажды меня накрыло! Я плакала и думала: какой смысл в разводе, если мы с сыном по-прежнему так тотально зависимы от постороннего уже человека? На следующее утро я откопала судебное постановление об алиментах и пошла к судебному приставу. Мне не нужны были деньги — мне нужна была справка о задолженности! На получение этой справки ушло 6 месяцев, но я была зла и перла как танк. Без преувеличения, я дошла до приемной президента. После этого в течение недели мне отзвонились и отписались изо всех инстанций, я получила справку и подала в суд на лишение бывшего мужа родительских прав. Я выиграла этот суд! Естественно, БМ подал апелляцию. И, пока мы ждали повестки из суда высшей инстанции, мне позвонил судебный пристав и сообщил, что задолженность по алиментам не может быть выплачена в связи со смертью должника. Я так и не знаю, от чего он умер. Мне все равно. Пособие ребенку по потере кормильца составляло на тот момент (в Москве) 12 тысяч рублей, оно выплачивалось ежемесячно и индексировалось ежегодно. Свидетельство о смерти заменило нам с сыном отныне и навеки все согласия и разрешения бывшего мужа. Ребенок легко и естественно стал называть папой человека, который его в реальности растит и воспитывает. Редактор, наверное, вычеркнет эту главу — чтобы не обвинили в подстрекательстве к насилию. Но, скажу вам честно, когда у вас есть дети, то гораздо выгоднее овдоветь, чем развестись.